Арбалетчики в Вест-Индии

Млять! Этой-то чего от меня надо? После того, как Арунтий выдал её наконец замуж за одного дружественного олигарха из Утики – по моему же, кстати, совету, учитывая ожидающийся в будущем звиздец Карфагену – я уже было и расслабился насчёт неё. Типа, спровадил наконец-то на хрен, то бишь в хорошие и надёжные руки, дабы не путалась тут под ногами. А то было тут дело в своё время – такое, что в египетскую командировку с удовольствием отсюда слинял! Мириам – старшая дочь моего тестя и босса от его первого брака, у них общая мать с Фабрицием. Но если её брат – нормальный мужик, воспитанный по-этрусски, то эта – финикиянка финикиянкой. Ага, со всеми вытекающими! Тогда была вдовой с мелким довеском – предполагается. что от покойного супружника, но я там со свечой не стоял и ручаться не могу, а натура ейная – ну, своеобразная, скажем так. Сперва пыталась меня с женой Фабриция в койку уложить, и это была та тайная причина, по которой Криула, усмотревшая в этом коварный и весьма недобрый умысел, убедила таки Арунтия спровадить вместе с наследником в Гадес и его супружницу. Это дело тогда параллельно с нашей с Васькиным подготовкой к египетской командировке происходило. Только разрулила тёща – на тот момент ещё будущая, но уже на то согласная – вот эту первую хрень, а эта – с новой аферой, ещё хлеще первой. Вне клана Тарквиниев, спасибо и на том, но уже натуральной уголовщиной попахивающей. Всё пацанёнка своего малолетнего крутым наследничком заделать норовила, для чего стремилась поубирать с его пути препятствия в виде настоящих наследников. Смазлива, неглупа, но стерва ещё та. Короче, слиняли мы с Хренио в Египет, порешали там проблемы босса, возвращаемся с победой и предвкушением достойной награды, особенно я, а тут – млять, опять двадцать пять! Не сумев настропалить меня на свои тёмные делишки и резко зауважав за устойчивость к бабьим манипуляциям – для обезьян такие перепады оценок характерны, вознамерилась вдруг женить меня на себе. Отбрыкался, конечно, но нервов это стоило немалых. В общем – ну её на хрен, эту Мириам, если совсем уж честно.

– Ты совсем забыл меня, Максим! Третий раз уже к отцу заезжаю, пару раз тебя видела, а ты – будто бы весь в каких-то важных и неотложных делах – прямо совсем меня не замечаешь! Обидно, между прочим!

– Я был в самом деле занят, досточтимая, – да, разок попадалась в поле зрения, но ведь и дела же, да и просто – ну её на хрен, а вот что за другой раз – хоть пытайте, хрен вспомню! На службе же, в натуре, не до стерв финикийских!

– Ну, вот, опять досточтимая! Мы ведь с тобой, Максим, совсем иначе уже, помнится, общались! Да и ты ведь давно уже непростой человек и нам не чужой – к чему церемонии между своими? Тебя нельзя надолго в Испанию отправлять – ты там опять дичаешь, хи-хи!

– Мириам, я ведь загружен по службе и по делам вот так! – я чиркнул ладонью по горлу для наглядности.

– Какая служба? Какие дела? Ты же не рядовой солдат, а начальник, большой и уважаемый человек! У тебя теперь свои солдаты есть, а дома и на вилле – рабы!

– Ты считаешь, что начальник свободнее подчинённых ему людей? Если бы! Солдатом я был свободнее! Получил приказ, выполнил его, доложил – и ни о чём больше голова не болит, начальство на то есть! А тут – думай, планируй, принимай решение, командуй… Ошибся, не учёл чего-то – люди погибнуть могут. Свои, не чужие!

– Ты прямо как отец говоришь…

– От мужа ты разве не то же самое слыхала?

– От мужа? Ну, мне как-то и никчему было! Скучные у него какие-то дела! У тебя – интереснее. Вот, поговорила с тобой совсем немного, и уже кое-что новенькое для себя узнала, хи-хи! Ну-ка, Миркан, погуляй пока по саду – нам с дядей Максимом поговорить надо, – и она махнула рукой своей ливийской рабыне, чтоб присмотрела за ребёнком.

Её четырёхлетний примерно пацан побежал по аллее сада, служанка побежала за ним, а довольная Мириам присосалась к кальяну.

– Славный мальчуган, но иногда от него так устаёшь! Да и не покуришь при нём конопли – дурной пример, хи-хи! Сам не хочешь курнуть? Ах, да, я ж и забыла – ты не по этой части. Теперь, я слыхала, ты куришь уже не те гнусные ивовые листья, а отцовскую заморскую траву, от которой ещё сильнее дерёт горло? Это мне тоже трудно понять, но хотя бы уж редкая и престижная диковинка. Видно хоть, что уже остепенился и вышел в люди.

Как и в один из прошлых разов, мне было предложено присесть на скамью, а сама она так и осталась развалившейся на коврике с подушками, только на сей раз на ней не было даже просвечивающей ткани – она её сверху вообще спустила, оставшись лишь в открытом лифе, ничего не закрывавшем, а только поддерживавшем формы. Ну и расположилась относительно скамьи так, что как раз на ейных формах взгляд невольно и фокусируется. Лежит себе непринуждённо в эдаком виде, да чисто символически дорогущим веером из привозных павлиньих перьев обмахивается:

– Жарко! Я бы и эту штуку скинула, да нельзя на виду – всё-таки замужняя женщина уже, неприлично будет, хи-хи! – и снова затянулась кальяном.