Arca, in quam...(СИ)

Каждому оборотню знакомо тянущее чувство, поселяющееся внутри где-то за неделю перед полнолунием, влекущее, заставляющее ночью неожиданно просыпаться, свешивать ноги с кровати, чувствуя трезвящий холодок пола, и подолгу глядеть на кусочек неба, не прикрытый тяжелыми шторами, вздыхать и тоскливо жмуриться, вспоминая, как серебряные лучи ощущаются на лице, голодно воздетом к небу. Это у них в крови — жажда погони, бега, свободы. Вырваться из клетушек старых квартир, пропахших старыми обоями и сваренной на ужин гречкой. Нестись прочь, пробежать по пустым полуночным набережным, обогнать ветер и, быть может, поймать его, наскочить, будто на морскую волну, и лететь, лететь прочь от серости города, редко подмигивающего янтарем окошек и фар…

Из горла в полнолуние рвется протяжный вой, подушечки лап чувствуют чуть влажную землю, слежавшуюся рыжую листву. Разгар осени окунает в пряные запахи прелости и выспевших яблок, с гулким звуком падающих с деревьев. Спускаясь вниз по лестнице, проскакивая парадную, всегда чувствуешь, как щекотка проходится по спине, охватывает руки. А потом — долгий прыжок в тенистый скверик…

Кто и когда додумался посадить здесь терновый куст, уже не помнят. Наивные дети верят, что в нем живут крохотные феи и эльфы — и, возможно, в этой вере в сказку, в переливчатую легенду, они оказываются ближе всего к истине. Куст разрастается, ширится…

Она оборачивается, снует по скверу, а после неожиданно влетает в куст, охваченная восторгом от полнящих маленькую пушистую грудь криков: и восторга, и ужаса, и еще неведомого предчувствия… Крупный зверь фыркнул бы, исколовшись, заметавшись, выдрался бы — или скулил, если в нем поменьше дикости и смелости, рождаемой полнолунной ночью. Она же…

Но для маленькой мышки этот ужасный куст становится ловушкой. Она останавливается и видит перед собой спутанный клубок кусачих, колючих веток. Ужас, скользко сворачивающийся в ней, — человеческий. Мышка попискивает, прыгает, носится — словно за длинным дрожащим хвостиком, волнуется, и ее маленькое сердечко вот-вот выпрыгнет из груди. Она поднимается на задние лапы, как чуткий суслик, принюхивается, прядет ушами. Лапки подергиваются, сложенные на груди.

Отваги в маленькой мышке хватит, чтобы, зажмурясь, штурмовать куст. В ней разгорается это — азарт, жажда подвига, сражения с великим драконом. Куст возвышается над ней, точно легендарное чудовище, оскалившееся, ощерившееся…

Ветки осторожно раздвигает громадная человеческая ладонь, пахнущая домом, ловит ее, подцепляет и выносит из колючих объятий. Мышка сидит на руке, чуточку вцепляется коготками, чтобы не упасть. Негромкий голос сонно ворчит; ее умиленно тыкают в нос пальцем. Обиженно пискнув, мышь умывается лапками, расправляет усики и помаргивает. Домой она отправляется в заботливо сложенных лодочкой ладонях, убаюканная мерными шагами

Наутро она станет рассказывать, как победила терновый куст. Ведь каждому нужен свой большой, не по размеру подвиг, в который можно искренне верить.

========== 13. Шабаш ==========

Наверное, всю жизнь Маргарита мечтает о том, чтобы однажды сесть на быструю легкую метлу, распахнуть пошире окно и вылететь в свежесть ночи, озаренной серебром полной луны. Еще большее искушение — повторить полет книжной тезки и промчаться над темным Петербургом в неглиже, загадочно хохоча и пугая прохожих, повизгивая на поворотах, когда ветер бросает волосы в лицо. Хочется — но за такое можно получить серьезный штраф от внимательной Инквизиции или запутаться в проводах…

Однако ей не досталось ни крупицы дара, с метелок, швабр и даже веников Марго летала все детство — правда, все вниз носом, больно стукаясь от прыжка с колченогой табуретки, но не прекращая попыток. Ей казалось, что колдовство можно взять упрямством, а оно не поддавалось. К сестре Кате, на пять лет старше, магия ластилась милым сереньким котенком, игриво стукая ее лапкой.

— Катька, ну возьми меня с собой, я буду тихая-тихая, — ноет Марго, высовывая нос со второго ярус кровати и сердито наблюдая за сестрой.

Катя совсем не похожа на ведьму, нет у нее ни непокорной копны смолянистых кудрей, ни болотистых затягивающих глаз, ни румяного лица. Одевается сестра скромненько, все в джинсах да футболках затасканных, а в школе ее иначе как серой мышкой и не звали. А все-таки семейная магия отошла именно ей. Марго не злится — она тихонечко завидует, покусывает кончик ногтя.

— Там ничего интересного, — ворчит Катя, стоя у высокого зеркала и крутя на голове тугой пучок, чтобы волосы не мешались. — Соберется несколько старух, которые будут ворчать, что раньше было лучше. Прилетит пара девчонок, станут пить вино и обсуждать парней. Обычный девичник.

— А как же демоны, а пляски до утра, а таинственные обряды, распитие крови? — частит Марго, подозрительно косясь на сестру, уверенная, что Катька просто врет, лишь бы отвязаться. — Нет, ты точно что-то скрываешь!