Голос Тины приближался, и Кирюша понял, что еще пара мгновений – и она его увидит. А ему очень не хотелось, чтобы она поняла, что он подслушивал. Потому Кирюша намеренно громко хлопнул дверью.
Тина появилась в коридоре мгновение спустя – и просияла.
– Кирилл! Почему так рано?
– Отпустили с последнего урока, – нехотя пробурчал он, слегка морщась от этого непривычного, чужого «Кирилл».
– Погоди-ка… Ты открыл дверь? Сам? – воскликнула фальшивая старшая сестра, и на ее лице появился такой искренний восторг, что в него можно было даже поверить. Кирюша хотел бы увидеть это выражение на лице Кристины; от Тины ему не нужно было никаких, даже самых сладких улыбок.
– Нет, – коротко ответил.
Уходя от дальнейших расспросов и фальшивой заботы, Кирюша пошел в ванную. Включил воду. С кем разговаривала Тина? Он не видел у нее в руках телефона.
Взял мыло, начал намыливать руки. Кто такие хостильеры?
Мыло вспенилось в ладонях. Теперь тщательно их потереть. А кто такие фамильяры?
Промыть между пальцами и кончики пальцев. Тина сказала «другие хостильеры» – значит, какой-то один уже есть?
Протереть тыльные стороны обеих рук. Об остатках какой силы говорила Тина?
Обязательно промыть большие пальцы. Какие яггеры? На кого они охотятся?
Смыть мыло под струей десять секунд. Десять, девять, восемь… Завербовать. Этого слова он не слышал в разговоре. Вербуют в армию. Разве можно завербовать в охотники?
Семь, шесть, пять… По чьему следу их отправить?
Четыре, три, два, один…
Глава 11
Казалось, что дорога до следующего пункта назначения длилась вечность, а не какие-то сутки. Когда тряска наконец прекратилась, Фьор с облегчением выдохнул. Он понимал, что покрытие трассы было не хуже обычного, но из-за ожогов малейший толчок отдавался болью по всему телу, и потому казалось, что они едут по кочкам и ухабам.
Не теряя времени даром, циркачи взялись за работу: предстояло оперативно собрать большой шатер, расправить маленькие, выгрузить и подключить карусели и поставить палатки. Фьор всегда принимал самое активное участие в подготовке цирка к выступлению, но сегодня вся эта суета проходила мимо него. Он наблюдал в окно за тем, как поднимается полосатый бело-фиолетовый купол шатра, и на душе становилось все муторнее и муторнее. Позавчера он вышел на арену и исполнил-таки свой номер, но это стоило ему здоровья. Сегодня даже при большом желании повторить это он не сможет. И потому вполне возможно, что сегодня последний его вечер в этом загадочном мире странствующего цирка лишних людей.
Несмотря на мрачные перспективы, в глубине души у Фьора все равно теплилась надежда, что, может, как-то обойдется без удаления. Ему бы совсем каплю окрепнуть – и он снова сможет выйти на арену! Другой вопрос, что он там будет делать. Дара нет, и неизвестно, вернется ли, а снова и снова поджигать себя заживо, мягко говоря, не хочется. Как решить эту проблему, Фьор не представлял, но опускать руки не собирался. О нет, он готов перепробовать все что угодно, лишь бы избежать удаления! Ведь пока ты в «Колизионе», остается шанс вернуться обратно в обычный мир…
Конечно, когда Фьор жил там, в обычном мире, он вовсе не считал свою жизнь не то что счастливой, но даже удовлетворительной по самым средним стандартам. Да и как ее считать такой, когда все однокурсники беспечно наслаждались студенческой жизнью, а он после лекций бежал на работу, возвращался домой за полночь, убирал на кухне за матерью пустые бутылки и готовился к семинарам до глубокой ночи – только чтобы завтра начать все сначала? А уж после того, как Ира стала встречаться с Владом… Хотя как раз это – привычная жизненная история, такое случается сплошь и рядом, и только из-за нее не стоит считать себя самым невезучим человеком на свете. Другое дело, что далеко не всякий потом узнает, кем оказался новый парень его бывшей – и в какую беду попала девушка…
В любом случае Фьор не мог отрицать, что его личный опыт – наглядное подтверждение старой, заезженной и потому часто пропускаемой мимо ушей истины: что имеем, не храним, потерявши, плачем. Он был недоволен своей жизнью, но стоило ее потерять, как она сразу высветилась для него в самых привлекательных красках, и отчаянно хотелось вернуться. Вернуться именно в жизнь, ту самую, которая так не нравилась, а не из-за Иры или из-за обиды на нее и уж тем более не из-за мести Владу. Если вначале у него и была какая-то обида на девушку, то после того, через что ей пришлось пройти, от обиды не осталось и следа, ее словно выжгло в душе, и все, что Фьор хотел, – чтобы Ира смогла вернуться к нормальной жизни и научиться ей радоваться.