3 февраля 1807 года пятнадцать тысяч англичан с моря и суши атаковали Монтевидео, который защищало около пяти тысяч человек. Включая городское ополчение. Тут надо напомнить, что двадцать тысяч британских солдат сумели захватить многолюдную Индию. А здесь население было намного меньше, но все равно англичане прислали сюда целую армию. Даже больше, так как армией в колониях считались отряды общей численностью 1,5–2 тысячи бойцов. А тут произошло целое нашествие.
К следующему утру город был взят. Успех внушил британцам надежду на то, что своими громадными силами они смогут взять и Буэнос-Айрес. Но враги не оценили решимости аргентинского народа.
1 июля Линье попытался разгромить превосходящих по численности англичан на подступах к Буэнос-Айресу, но потерпел неудачу и был вынужден отступить в город. Во время борьбы с британскими интервентами разношерстные аргентинские повстанцы, чтобы сразу узнавать своих сторонников, украшали себя белыми и голубыми лентами. Впоследствии белый и голубой цвета, ставшие символом движения за независимость, составили государственный флаг Аргентины и были включены в герб страны.
Вскоре начался штурм города. На этот раз портеньос сопротивлялись ожесточенно. Как сказал один из очевидцев тех событий, «каждый ярд продвижения оплачивался жизнями двух британских солдат».
Потери англичан и впрямь были огромные — во время продвижения к центру города они потеряли более тысячи человек. Интервенты гибли не только от пуль и сабель, но и от кипятка и кипящего масла, лившихся на них с крыш. В центре британский медведь угодил в яму-ловушку. Не сопротивляться, не убежать. 7 июля захватчики были вынуждены капитулировать.
Генерал-лейтенант Джон Уайтлок, командовавший британскими войсками, подписал акт о капитуляции, согласно которому англичане оставляли Буэнос-Айрес и Монтевидео, а также возвращали Линье всех взятых в плен патриотов. Держаться за осажденный Монтевидео британцам не было никакого смысла, ведь земля буквально горела у них под ногами, а метрополия была очень далеко и не могла оказать срочную помощь.
Британское правительство и высшее военное командование восприняли поражение экспедиции Уайтлока крайне болезненно. Регулярные и, можно сказать, отборнейшие части британских войск потерпели сокрушительное поражение от ополченцев — как такое могло произойти? Кстати говоря, в ополчении были не только креолы, но и метисы, и индейцы, и негры-рабы, которые, присоединившись к патриотам, получали свободу — невозможно же считать рабом человека, готового сражаться за свою страну с оружием в руках.
Уайтлок предстал перед английским трибуналом по обвинению в некомпетентности и халатности (на деле обвинения звучали иначе, но суть их была такова). Наказанием стало увольнение со службы с позорной формулировкой, объявлявшей Уайтлока «непригодным и недостойным служить в Королевских вооруженных силах в каком-либо звании». Какой конфуз!
В своей защитной речи Уайтлок с похвалой отозвался о защитниках Буэнос-Айреса, сказав, что «каждый житель, свободный или раб, сражался с решимостью и упорством, которые не могли быть объяснены ни патриотическим энтузиазмом, ни закоренелой ненавистью».
Реконкиста Буэнос-Айреса стала одной из славных страниц истории Аргентины. Город резко повысил свой престиж, а портеньос почувствовали себя силой, которая способна на многое. Под давлением горожан Королевская аудиенсия была вынуждена сместить маркиза де Собремонте с должности вице-короля и назначить вместо него геройского Сантьяго де Линье. Можно сказать, что портеньос свергли вице-короля в качестве своеобразной тренировки перед надвигавшейся революцией, до которой оставалось совсем немного времени.
Кажется, я приближаюсь к центру города. Начались мощенные мостовые, сливные канавы здесь предусмотрительно закрыты решетками. Правда, справедливости ради, следует признать, что мостовые «освободительницы мира» ( так помпезно жители столицы зовут свой город, отчего-то считая, что именно провинция Буэнос-Айрес, первая из всех испанских колоний в Америке, подняла знамя восстания против метрополии и затем помогла другим колониям завоевать себе желанную независимость) были довольно неровны.
Но здесь дворники своевременно убирали дерьмо, было по чище и по ароматнее. Буэнос-Айрес словно небрежная и аристократическая красавица, эти Афины южной Америки, казалось, с особым наслаждением нежился на берегу широкой спокойной реки, вдыхая тонкий аромат цветов и душистых трав, доносившийся ветерком из пампы и как-то старясь отдалить рабочие часы наступающего дня.
Вокруг располагались дома в колониальном стиле, явственно виден вдали кафедральный собор, как обычно в испанских колониях, самое высокое здание в городе. Все цивильненько и с претензией на изящество. Кстати, на соборе имелись башенные часы, но было слишком далеко, чтобы даже имея стопроцентное зрение рассмотреть там текущее время.