Аргентинский архив №1

Сеньор Ортега долго упирался, ссылаясь на расстояние, неудобства, прочие сложности, но в конце концов согласился к облегчению последних. Деньги были тут же переданы Дику, подписан контракт на доставку «указанных в списке граждан со всем скарбом и носимыми вещами до аэродрома Сан-Карлос-де-Барилоче». Паттерсон некоторое время ещё посопротивлялся, но ровно в той мере, в которой это было дозволено Котовым-Ортегой. Было назначено время вылета, и в условленный час подводы и грузовые машины доставили пеонов на ранчо Мигеля. Всего их набралось пятнадцать душ, что было вполне сопоставимо с грузоподъёмностью машины. Правда, «скарб и носимые вещи» занимали чудовищно много места, но весили не столь уж критично.

Посадка было шумной и долгой. Все эти люди в лучшем случае иногда видели автомобиль, самолёт был для них чем-то из другой жизни, красивой и заманчивой, но оттого не менее опасной.

Паттерсону приходилось каждого провожать на его место, усаживать в кресло, помогать пристегнуться и отвечать при этом на многочисленные вопросы. Немного спасало только то, что все путешественники были людьми бывалыми, и ко временным неудобствам вроде тесноты и ограниченного пространства относились философски. В любом случае, по единодушному мнению, путешествовать несколько часов, пусть в тесноте, или несколько дней — совершенно разные вещи. Поэтому можно и потерпеть.

Иван подъехал к самолёту в последний момент. Был он одет в дорожный костюм, подобранный ему Хелен, в высокие кожаные ботинки на шнуровке и песочного цвета кепи. Свой баул он протащил в самолёт накануне и разместил в багажном отсеке заранее.

На вопросительный взгляд Котова коротко бросил:

— Плачет.

Котов кивнул. Он уже был в курсе, что накануне вечером Хелен устроила Скифу истерику по поводу того, что ей отказано в праве сопровождать его в этом путешествии. Иван пытался объяснить ей, что улетает ненадолго, что скоро они снова буду вместе, но она и слушать не желала. После полёта в Мисьонес она пристала к нему и потребовала объяснений. Ивану пришлось рассказать ей пусть и полуправду, но достаточно близкую к реальности. По крайней мере в том, что имело отношение к беглым фашистским преступникам. Относительно личностей его и Котова она, судя по всему, уже имела своё, достаточно определившееся мнение, но вслух его пока не высказывала. Она спросила только «Господин Генрих из вашей команды?», а получив утвердительный ответ, бросила короткое «Бедная Габи».

Иван шагнул на откидную лесенку, когда Котов за его спиной довольно хекнул. Скиф обернулся и увидел гнедую кобылу, на которой так любила кататься эти дни Хелен, с наездницей в седле, уже одетой также в дорожное одеяние: короткие брюки, жакет, рубашку-ковбойку в мелкую клетку и высокие оранжевые кожаные краги.

Вспенив кобылу прямо возле трапа, она легко соскочила, перенеся ногу через луку седла спереди и, схватив перекинутый через седло дорожный мешок, встала рядом:

— Теперь я готова!

— Но как… — начал было Иван, но Котов дёрнул его за рукав.

— Пусть летит, — кивнул он. И галантно пропустил Хелен в салон. Она царственно протянула мешок Ивану и проследовала в самолёт. Ошалевший Иван обернулся к Котову. Тот только руками развёл и бросил короткое:

— Женщины…

Глава 7 Terra nova

В темноте легко говорить тайком.

Im Dunkeln ist gut munkeln.

Немецкая пословица

Из дневника Генриха Штраубе. Сан-Карлос-де-Барилоче. Январь, 1951 год.

«Путь до Барилоче занял почти два полных дня. Тому были несколько причин. Во-первых, дорог в том понимании, в каком их воспринимают в Европе, здесь не было. Скажем так: направления, да и то — условные. Габи даже спросила меня на второй день, как, мол, водитель умудряется держать направление? Я ответил, что, по-видимому, он ориентируется по солнцу. Она ответ приняла, но, честно говоря, для меня это такая же загадка, поскольку солнце постоянно скрыто тучами пыли, поднимаемыми нашим автобусом.

Во-вторых, набитый под завязку экипаж так нагревался ближе к полудню, что двигаться дальше в таких условиях было просто невозможно. Одно слово — сиеста. Когда часы склонялись к обеденному времени, наш водитель начинал подыскивать какое-нибудь тенистое место для длительной стоянки. Полуденный отдых вместе с обедом, который тут же готовил кто-нибудь из расторопных женщин, жён будущих рабочих, занимал обычно часа четыре. И только когда солнце переставало так сильно палить, все забирались в автобус и, устроившись на своих местах, шумными выкриками сообщали шофёру, что можно ехать. Автобус трогался, и поездка уже не прерывалась до полной темноты.

Сначала по сторонам дороги тянулись деревья и кустарники, но чем дальше мы углублялись на юг, тем больше приближались к зоне жарких степей и даже полупустынь.