Аргентинский архив №1

— Чего ж так орать-то? — возмутился, наконец, Андрей, натягивая на голову подушку и пытаясь снова уснуть. Но Котов не дал ему шанса вернуться в прежнее состояние.

Он появился на пороге спальни своих бойцов в одних трусах, играя упругими мышцами торса.

— Подъём, орлы, вас ждут сегодня великие дела!

Он не стал дожидаться, когда «орлы» выпростают свои вымотанные вчерашней дорогой тела из-под одеял, а отправился в душ, напевая какую-то залихватскую республиканскую мелодию, наверняка подцепленную где-то в окопах под Мадридом в далёком тридцать шестом.

Иван не стал тянуть и одним упругим движением выбросил гибкое молодое тело из-под одеяла. Сделав несколько энергичных движений для общего разогрева, он принялся выполнять комплекс тонизирующей гимнастики, прочно вбитый ему в голову старшиной из разведшколы. Через пару минут он почувствовал, как кровь рванула по жилам, кожа словно бы заполыхала огнём. Дело пошло, теперь осталось только принять душ.

Он услышал, как Котов перестал напевать, дверь душевой хлопнула, и Иван, на ходу подхватив полотенце со спинки кровати, направился заниматься водными процедурами.

Андрей наблюдал за всем этим, лёжа на постели, забросив руки за голову. Когда приятель вышел из комнаты, он тоже весьма бодро вскочил и, проведя пару ударов по воображаемому противнику — то, что боксёры называют боем с тенью», выскочил на балкон.

С высоты третьего этажа патио был как на ладони.

В дальнем углу тачал на своём станке чей-то ботинок сапожник Сандро. Точно никто не знал, какой он национальности, но сапожник говорил практически на всех европейских языках, правда одинаково скверно. Ругался, правда, на каком-то своём, гортанном и мелодичном. Иван предположил даже, что Сандро — албанец или даже грек, но проверить это не представлялось возможным: с окружающими Сандро беседовал исключительно про обувь или погоду, и никогда не заводил разговор на темы, которые могли бы пролить свет на его прошлое. А остальные т не очень-то интересовались.

Тётушка Элоиза развешивала бельё на маленьком узеньком балконе и негромко переругивалась с соседкой по поводу несвежего молока. В чём тут провинилась соседка, Андрею пока было непонятно.

В дальнем углу патио, на скамейке, несколько стариков судачили по поводу какой-то статьи в вечерней «Кларион», спор был ожесточённый, так в Москве спорят только болельщики «Спартака» и «Динамо»… Хотя, кто знает, возможно деды и были местными болельщиками. Сборная Аргентины отказалась принимать участие в прошлогоднем Чемпионате мира в Бразилии, и по этому поводу шум в городе не утихал до сих пор: игру здесь любили протсо до оголтелого фанатизма.

И в этот момент кованая калитка в воротах распахнулась, и во двор впорхнула невесомая в своём ситцевом платье в горошек Габриэла. Она насмешливо помахала полуодетому Андрею и устремилась к их подъезду.

Андрей мгновенно слинял с балкона, бросился к стулу, на котором по своему обыкновению аккуратно развешивал одежду, натянул брюки, с трудом попадая в брючины, майку и накинул рубашку. Пуговицы он ещё застёгивал, когда услышал из прихожей приветливый роком Котова:

— Сеньорита Габриэла? Как же, как же, ждёт… Что вы, всю ночь не спал… На балконе, говорите? Так с раннего утра только вас и высматривал, даже от завтрака отказался… Один момент…

Дверь в спальню распахнулась, и на пороге возник великолепный майор в своём банном халате:

— Эй, засоня, к тебе дама… Ого, да войска, я смотрю, при полном параде… Прошу!

Котов сделал приглашающий жест в сторону гостиной. Андрей провёл рукой по волосам и шагнул на встречу насмешливо склонившей головку к плечу Габи.

— Привет, ранняя пташка, — приветливо бросил он. И успел услышать над ухом смешок Котова: «Смотри-ка, на ловца и зверь бежит». Но только отмахнулся.

Глава 4 Пауки в банке

Мы ищем не там, где надо, и потому не можем их найти…

Сесилия Ахерн

Вилла в пригороде Буэнос-Айреса. 9 января 1951 года.

Гер Лямке отложил ручку и задумался. Он смотрел на лежащие перед ним исписанные нервным почерком листы дневника и вспоминал далёкий теперь сорок пятый год. Берлин, едва сбросивший последний снег, залпы орудий русских почти на самых окраинах и бесконечное ожидание трагедии. Трагедии просто-таки эпического масштаба. Ибо даже последнему унтеру в окопах было понятно, что не только сама Германия, но и Европа, да что там эта ветхая старушка — весь мир уже не будет таким, как несколько лет назад.

Война сбросила маски с лицемеров-политиков и лжецов-банкиров. Предавали все и всех. Продавали оптом и в розницу. Брат шёл на брата. Об этом ли думал он, когда встал на стезю борьбы за Великую Германию, когда строил вместе со всеми Третий Рейх. И не было ли это самой большой ошибкой в его жизни? Ошибкой, стоившей миру миллионных жертв, Германии — потери суверенитета и остатков величия.