Аргиш

– Вадим, я к реке пойду. Посмотреть надо… Найди палку. Разгребай кострище. Что найдёшь – складывай в кучу. Нам топор нужен. Нож. Кастрюля, котелок. Всё не сгорело. Что-то же осталось.

Следов вашего лагеря нет, – задумчиво осмотрела поляну. – Палатки, спальники, рюкзаки… Продукты где? Ничего нет. Словно вас здесь и не было.

Красно-бурый кусок мяса у Веры в руках притягивал взгляд. Есть хотелось до одури. Лишь две мысли спутанным клубком носились в пустой голове: «где тела?» и «мясо!» Остальное отступило на второй план. Верины слова казались пустыми и ненужными.

– Давай съедим? – сглотнул подступившую слюну.

Оторвала зубами от куска длинную узкую полосу. Сунула остаток в руки Вадима.

– Ешь! Я – к реке.

Сидел на земле, рвал зубами мясо, жевал, глотал, не чувствуя вкуса.

Машинально, щелчком, сбил паучка, который полз по запястью. Улетел в траву. Убил? Может, и убил… Что-нибудь изменилось? Бабочка Брэдбери – полная фигня. Смерть не привносит в этот мир ничего. Не меняет его. Смерть – это просто пустота. Щёлкнул пальцем – улетел паучок, кто-то щёлкнет – улечу и я.

– Вадим! – послышался голос Веры.

Вышла из леса на край поляны, вернулась с реки.

– Вадим, иди сюда.

Смотри! – указывает на тропинку.

Широкой полосой мох с земли сорван, ветви кустов по краям обломаны и примяты. Волокли что-то по земле большое…

Вышли на берег. Река безучастно неслась мимо. Едва слышно шипела вода в камнях, возле ног.

– Тела в воду бросили, – произнесла Вера. – На лодке, подальше от берега отвезли…

Вадим молча смотрел на текущую мимо воду и вдруг почувствовал облегчение. Чуть ли не радостью полыхнуло в сознании: «Я не увижу! Не увижу, какими они стали. Не надо будет смотреть на их мёртвые страшные лица. Они – для меня – останутся прежними. Спасибо!» И сам не знал, кому предназначалось это «спасибо!»

– Ваши вещи, рюкзаки тоже утопили. Что-то сожгли, остальное – в воду. Вода и огонь – спрячут. Вас здесь не было.

– Неужели всё так просто?

Были люди, проживали свою жизнь, к чему-то стремились… и вдруг исчезли. Их уже нет, понимаешь? Даже следов их нет!

– Память, Вадим. Они – в ней.

– Да… только и осталась, что память. Можно на стенку повесить, пусть висит, пока не пожелтеет.

Нужно было уходить от реки, но что-то удерживало, словно на кладбище, после похорон, – уже зарыли и цветы на могиле, но все продолжают стоять, не расходятся.

Вера не выдержала первой.

– Пойдём, Вадим.

– Да. Сейчас.

Не чувствовал ничего, кроме усталости и безразличия. Лечь бы и лежать. Закрыть глаза, не думать, не вспоминать.

Веру волновал схрон. Сейчас это было главным. Если он разграблен, им тяжело придётся. Совсем тяжело.

– Иди в лагерь, – попросила она Вадима, – я догоню, ладно?

Схрон был цел. Деревянный ящик, закреплённый среди ветвей ивы, стоящей на берегу. Схрон – не от людей, от мелких грызунов. Холщовые мешочки с мукой и гречкой, пачка сахара и спички. Два коробка, тщательно завёрнутые в целлофан, перехваченные синей изолентой. Продуктов, конечно, мало… но главное – спички!

Забрала всё, что было, понесла в лагерь, прижимая к груди.

– Смотри! – вывалила перед ним.

– Здорово! Теперь заживём. Сахар! – притянул к себе, поцеловал. – Только… Давай мы здесь ночевать не останемся? Не могу я здесь… Тяжело. Давит всё.

– Конечно, не останемся. Соберём нужное и уйдём. Ты как, Вадим? Совсем плохо?

Внимательно смотрела на него – бледный, глаза тусклые, неживые, круги… кадык выпирает. Худой, потерянный. Жалко его стало, но что поделаешь?

Почти не разговаривали. Вадим копался на пожарище, выуживая останки того, что не сгорело. Складывал рядом в кучу, и всё боялся наткнуться на обгорелые кости – вдруг старика оставили в чуме? А что? Поленились тащить – вот и сожгли.

Вера шарила по кустам вокруг лагеря – словно грибы искала – собирала обгоревшие тряпки и шкуры.

Потом они вместе отсортировали найденное барахло. Набралось довольно много. Пришлось сортировать снова. Все перемазались в саже. Понесли к реке отмывать.

Вера была довольна – хоть что-то у них появилось.

Рваный холщовый мешок – дыру можно перевязать верёвкой. Котелок. Был ещё чайник, но его решили не брать – чая всё равно нет, зачем он тогда нужен? Две ложки. Нож без ручки, но верёвкой перемотать можно – вот и пользуйся. Топор! Правда, без топорища, и Вера не была уверена, что Вадим сможет что-то с ним сделать, хотя, на словах, тот хорохорился, обещал что-нибудь придумать. Лопата. Вадим не понимал, зачем её брать, но Вера настояла. Ещё в траве обнаружилась россыпь разных таблеток, некоторые даже в упаковках; видно, вывалились из аптечки – она собрала и завернула в тряпицу. Несколько целых оленьих шкур, разное тряпьё и даже одно одеяло, чуть обгоревшее с краю. Но, главное, она нашла верёвки! Много! Эти… они просто посбивали колья, на которых сушились рыба и мясо, висели сети. Сети, мясо и рыбу – забрали. Но верёвки не забрали, бросили, лень было возиться. Это давало надежду. Теперь можно было поговорить с Вадимом, обсудить, как они будут переправляться через реку.

Вернулись к себе уже под вечер.