Закружились фрагменты пазла, замаячила мутная, едва различимая картинка. Охватило предчувствие понимания.
Остановился. И в удаляющуюся спину:
– Вера!
Обернулась.
– Так это из-за них?
– Наверное…
– И отца, и Кольку?
Повернулась, пошла дальше.
– Почему ничего не сказала?
Уходит. Не отвечает. Закипая от злости, поплёлся следом.
Шли по берегу как чужие, далеко друг от друга. Как-то уже не верилось, что они сейчас будут переплывать реку. Всё замедлилось. Действие иссякло.
Тупо смотрел на связанные вместе стволы, что тяжело колыхались в воде. Вера сидела на большом сером валуне, подтянув колени к подбородку.
Наконец не выдержал.
– Вер, хватит молчать! Рассказывай!
– Что рассказывать?
– Как что? Почему молчала? Почему раньше не сказала? – сам чувствовал, что снова начинает распаляться. Было обидно. Он с ней… а она…
– Что рассказать? Когда приплыли кричать: «Помогите! Деда умирает. У нас тут алмазы спрятаны». Так, что ли?
Или когда стрелять начали? Когда побежали?
Николай спрашивал – ваши разборки?
Да! Но я са́ма ничего не понимала. Какие-то люди, выстрелы. Кто? Что? Не соображала ничего. Если бы рассказала, он бы в лагерь не пошёл?
Могла тебе вчера сказать. Даже показать. Что бы изменилось? Скажи мне?
Молчишь? Изменилось бы? Отца твоего смогли бы вернуть? Николая?
Что ты меня пытаешь? Душу рвёшь!
Ничего говорить не хотела. Показывать тебе не хотела. Пропади они пропадом – эти камни!
Вадим чувствовал – ещё чуть-чуть, и она сорвётся.
Стало не по себе. Что он, на самом деле, допрос с пристрастием устроил? Права она. Что можно изменить?
– Ладно, Вер… Я же просто спрашиваю.
– Ага! Спрашиваешь! Волком смотришь. Я виновата, да?
– Всё! Перестань, Вер. Не заводись.
Отвернулась, не смотрит.
Заговорила опять.
– Если бы не плыть, не рассказала бы. Обидно. Утону… они так и будут лежать. Никто не знает. Неправильно!
И ещё… – повернулась. Глаза в глаза. Бессвязно: – Я подумала… может, виновата… тебе судить. От тебя зависит – утону или нет. Не переплыть, са́ма. Честно должно быть! Надо, чтобы знал.
Вадим ошарашенно смотрел на неё. Не укладывался в голове этот сбивчивый монолог. Глупость какая-то. Она что, думает, он верёвку отпустит, если решит, что она виновата? Бред!
А ведь и правда так думает. Вон как смотрит. Струна напряжённая. Кулачки так сжала, что пальцы побелели.
Шагнул к ней. Обнял, прижал.
Уткнулась ему в плечо, захлюпала носом.
Шептал:
– Глупая! Господи, какая же ты у меня глупая. Ну как ты могла такое подумать? Не вини ты себя ни в чём. Просто сложилось так…
– Правда? – произнесла тихо, с надеждой.
– Конечно правда. Всё! Хватит дурацких разговоров. У нас дело есть. Нам реку переплыть надо. Времени-то уже вон сколько… Сама говорила – утром на том берегу должны быть. Вставай! Вставай! Пойдём, ещё раз обговорим, как действовать будем.
Он обнимал её. Река неслась мимо. Связанные стволы колыхались в воде с торчащими в разные стороны сучьями. Привязанные вещи. Наваленные сверху сухие ветки. Верёвка – кольцами на камнях.
Смотрели на язык мелкой ряби, на отмели на том берегу. Им надо туда.
Разделся до трусов. Не холодно. Ветра нет, солнце светит. Убил комара, который тут же присосался к плечу. Вообще-то комаров на реке было мало, не то что в лесу – там жрали по-чёрному. Смотрел на несущийся мимо поток, и ему было весело – зло весело. Плевать, что вода ледяная, и течение – вон какое. Переплыву!
Немного пугало – как дальше? Удержит ли стволы, когда они выйдут на стремнину? Пойдут ли они к берегу? И верёвка… Выдержит ли верёвка? Вот в этом он не был уверен.
Сидя на корточках, засовывал одежду в сапог. Обернулся к Вере.
– Я второй для тебя оставил. Засунешь туда одежду. Сапоги сверху к сучьям привяжи. Всё больше шансов, что не намокнет.
Ну всё! – перебросил верёвочную петлю через плечо, примеряясь. – Пошли чуть выше зайдём. И как договаривались – я плыву, меня сносит, ты идёшь следом по берегу и стравливаешь верёвку. Всё понятно?
– Переплывёшь, холодно будет. Верёвки не хватит – в воде стоять придётся.
– Вер! Да всё я понимаю.
Невозможно было больше оттягивать. Хотелось действия. А там как пойдёт…
Она смотрела, как он, медленно ощупывая под водой босыми ногами камни, входит в воду.
Худой, рёбра вон как выступают…
Сказать ему или не надо? Ведь если что-то не так пойдёт… Упустит верёвку или не сможет подтянуть стволы к берегу – он ведь тоже погибнет. Есть, конечно, шанс, что стволы потом прибьёт к его берегу где-то ниже по течению. Может, и найдёт. А если нет? Голым, без вещей, без огня в тундре – это верная смерть. Нет, не надо ничего ему говорить.
Зашёл по пояс. Устоять трудно – течение сбивает с ног.
Вода обожгла, задохнулся! На краю сознания промелькнула мысль: «Импотентом стану».
Оттолкнулся, нырнул и замолотил руками что есть мочи. Это бешеная работа рук и ног была неосознанной. Он не старался скорее преодолеть стремнину, просто организм сам требовал движения. Только за счёт этого движения можно было гнать кровь по венам, иначе застынет, остановится.
Почувствовал, как подхватило течением, понесло.
Не думал. Превратился в машину, молотящую воду.