Аргиш

Молча, судорожно напяливали на себя одежду. Заметил, что Вера надела свитер задом наперёд. Плевать! Сам никак не мог попасть в рукава энцефалитки.

– Костёр, – выдавил из себя. – Спички не промокли?

– Нет! Не нужно костёр. Собирай вещи!

– Почему нет? С ума сошла? Околеем!

Складывала сучья в ровную кучу, перевязала верёвкой.

– Вадим! Не стой! Бери вещи. Бежим!

– Куда? Зачем?

Не слушала. Взвалила вязанку дров на спину, согнулась, побежала.

Чертыхаясь, подхватил мешок с барахлом и тюк с тряпьём, побежал следом.

Бегом это можно было назвать лишь условно – семенили – мешали вещи, да и попробуй бежать по чапыжнику.

Вера упала, не пробежав и двадцати метров, зацепилась ногой за стелющийся кустарник, отлетела вязанка с сучьями в сторону. Вадим не успел подойти, помочь. Поднялась сама. Даже не оглянулась. Вязанку – на плечи, и пошла быстрым шагом дальше.

Упрямая.

Вадим тоже перешёл на шаг. Спешил. Хотел догнать её.

Вдруг понял, что не идёт, а ковыляет. В организме происходило что-то странное – почти согрелся, именно – почти, потому что тело воспринималось сейчас фрагментарно. Руки – кисти – не чувствовал совсем – ледяные, пальцы скрючены, с трудом ухватывают поклажу, которая постоянно выскальзывает, приходится перехватывать. И ноги ниже колен – это сплошная боль – то тупая, то вдруг резкая, заставляющая с трудом делать каждый шаг. А всё остальное – вроде ничего… согрелось.

Оглянулся. Прошли-то всего ничего, а река уже пропала, словно и не было её никогда. Только лес вдалеке виднеется. А впереди, насколько можно окинуть взглядом, пологие холмы тундры. Тоскливо стало, безысходно до дрожи. Он опять увидел себя со стороны – бредут две фигурки по необозримому пустому пространству – куда, зачем? Затерялись… Что с ними будет?

Вера стала забирать в сторону. Прошла ещё немного и остановилась. Рядом с ней – тонкий прут в землю воткнут. Присмотрелся – вон ещё один вдалеке. И ещё один, с той стороны, где река. Чёрточки, едва заметные на фоне неба.

– Вера, что за палки?

– Вешки. Путь метили.

– Может, эти?

– Не знаю. Не наши. Кто заблудиться боялся.

Выдернула из земли прут, отбросила в сторону.

Озеро открылось неожиданно. Лежало в низине, словно пряталось. Стылая свинцовая вода замерла без движения. Берега топкие, с одного края поросшие низким кустарником.

Хмурое озеро, даже солнце его не веселило.

Он не спрашивал, сколько ещё идти, почему она не хочет развести костёр, обогреться. Просто ковылял следом. Каждый шаг – боль в ногах. И ещё – хотелось есть. Подташнивало от голода. Упрямо шёл следом. Терпел. Даже не злился на неё за то, что ничего не объясняла, а просто вела за собой, как щенка на привязи. Сил злиться не осталось.

Обогнули озеро, обходя топкий берег, подошли к краю, поросшему клочками низкого кустарника.

Вера сбросила с плеч вязанку. Здесь было повыше и посуше. Выпрямилась. Смотрела, как он подходит.

Да… Тяжеловато нам придётся. Еле идёт. А ведь это только начало. Как с ним дальше?

Помогла снять с плеча мешок с барахлом.

Сразу сел на землю.

Ушла куда-то, испарилась радость от того, что смогли переправиться. Одолели эту чёртову реку. И сделали это вдвоём, помогая друг другу. Остались только усталость и боль.

– Вадим! Можем здесь остановиться. Костер разведём, поедим. Переночевать здесь можно. Кусты. Дальше – голая тундра.

– Хорошо. А что тебя смущает? – спросил устало.

Разговаривать не хотелось. Хотелось закрыть глаза и лечь. Ждать, когда она разведёт костёр, и тогда подползти ближе к теплу. Засунуть ноги прямо в огонь.

Что меня смущает?! Ребёнок малый. Тундра голая. Дров нет. Еды нет. О чём он думает? Живёт от одного дня до другого – словно его за руку по мостику переводят. Ладно… Что я завелась? Ему вон как тяжело пришлось. Ведь вытащил меня. Вытащил! У него, наверное, просто такая защитная реакция – не думать о том, что дальше.

На самом деле ей и самой не хотелось идти дальше, но – надо! Понимала, что лучше идти.

– Даже если завтра рано выйдем… до леса можем не дойти. Сил не хватит. Тогда ночевать придётся в тундре. Костра нет. Дрова только на сегодня. Замёрзнем. Может, пойдём? Ещё немного? Пока светло. И на ночь дрова у нас будут. Ты как?

– Вера! Если честно… я бы здесь остался. Ноги очень болят, не согреются никак. Лучше завтра, пораньше, со свежими силами…

– Хорошо.

Развязала тюк с тряпьём, достала одеяло – развернула, рассматривает, щупает.

– Только с края подмокло. Шкуры мокрые. Ничего. Высушу.

На! – накинула ему одеяло на плечи. – Закройся. Сейчас костёр. Я быстро.

Лёг, завернулся с головой. Одеяло душно пахло костром и потом. Закрыл глаза.

Слышал, как начали потрескивать сучья на огне, но сил подняться, переползти ближе к огню не было.

– Вадим! Вадим, не спи! Показывай ноги. Что у тебя?

Сел со стоном.

Горел костерок – небольшой, слабый. Сбоку – котелок с водой. Шкуры развешаны на колышках – сушатся. И верин балахон здесь же.

Дым бесится, хочет в небо, бьётся о шкуры – не пускают.