Аргонавты

И не просто выносят — восхваляют его, отважно доводят его до предела, как и следовало ожидать. В «Буддисте» — созданном из записей в блоге — Доди Беллами прославляет блог поэтессы Джеки Вэнг, которая однажды постила свои мысли по мере их расщепления под действием «Эмбиена»: «6 утра. приветик. быстро отлетаю, потому что приняла эмбиен и становлюсь всё более бессвязной. эмбиен хорош тем, что под ним можно строчить, строчить, строчить, потому что тебе становится пофиг — под ним хорошо расслабиться, чтобы затем говорить… хотела написать чтолапр важное, но ловапо неразбираю собственный почерк и галлюцинирую, когда смотрю вокруг». С интеллектуальной точки зрения я поддерживаю Доди и поощряю Джеки. Но сердце мое читает молитву благодарности: слава богу, я завязала с алкоголем до выхода онлайн.

Я не продумала эту мысль до конца (в дань уважения Вэнг?), но, когда я вспоминаю о своих наиболее «личных» текстах, перед глазами всплывает старая игра для Atari — Breakout[43]. Я вижу незатейливый плоский курсор, который скользит по нижней стороне экрана и выстреливает маленькой черной точкой в широкий радужный блок наверху. Каждый раз, когда точка ударяет блок, она съедает кусочек цвета, пока в конечном счете не съедает весь блок целиком, чтобы совершить «прорыв». Прорыв приносит столько удовольствия благодаря триангуляции и монотонности, приложенным усилиям и преодоленным препятствиям, благодаря всем формам и звукам, предшествовавшим ему. Мне нужно иногда погрызть эти цветные кирпичики — въедаясь в них, я создаю форму. А еще мне периодически нужен побег — собственная гипоманиакальная точка, летящая по небу.

На Кристининых занятиях по феминистской теории мы также прочли знаменитое эссе Иригарей «Когда наши губы друг с другом говорят», в котором Иригарей критикует унитарное и бинарное мышление, помещая в центр внимания морфологию половых губ. Они — «пол, который не единичен». Не два, но и не один. Они образуют круг, который всегда касается самого себя, аутоэротическую мандорлу.

Этот образ сразу же показался мне странным, но возбуждающим. И немного постыдным. Он напомнил мне о том, что многие женщины могут мастурбировать, просто сжав ноги — в автобусе, на стуле или вообще где угодно (однажды я кончила таким образом, пока стояла в очереди на «Горькие слезы Петры фон Кант» перед кинотеатром «Фильм-Форум» в Хьюстоне). Пока мы обсуждали Иригарей на занятии, я пыталась ощутить кружок своих половых губ. Я представляла, как каждая женщина в группе пытается сделать то же самое. Но дело в том, что ощутить свои половые губы не очень-то возможно.

Легко понахвататься идей вроде плюральности или множественности и лишь за одни эти качества начать хвалить всё подряд. Седжвик не терпела подобной небрежной похвалы. Вместо этого она очень много говорила и писала о том, что больше, чем один, и больше, чем два, но меньше, чем бесконечность.

Эта конечность важна. Благодаря ей возможна великая мантра, великое побуждение трудов Седжвик: «умножай и конкретизируй». (Барт: «Следует неустанно стремиться к множественности, к утончению оттенков».) Это занятие требует взыскательности — и даже неумолимости, — граничащей по строгости со страстью.

За пару месяцев до зачатия Игги мы отправились на показ арт-порно, снятого нашими подругами Эй Кей Бёрнс и Эй Эл Стайнер. Тебе было одиноко, хотелось чувства сообщества, солидарности. В отличие от тесной DIY-квир-тусовки, где ты вращался в Сан-Франциско, квир-тусовка в ЛА, как и всё остальное в ЛА, изрезана дорожным трафиком и автострадами, невыносимо замкнута и одновременно поразительно размыта — ее сложно понять, разглядеть.

Фильм — «Центр общественных действий» — довольно неплох. Тебя порадовали его бешеное разнообразие и абсурдность, хотя и озадачило полное отсутствие хуя — ведь тебе кажется, что категория «женщины» должна быть достаточно вместительной, чтобы включить его, — «как капля, сожравшая Детройт»[44], говоришь ты. Я согласилась, но задумалась над тем, как освободить пространство для нефаллического, если фаллическое всегда неизбежно проталкивается обратно. Но в чьем же мире эти понятия исключают друг друга? спросил ты, справедливо задетый. В чьем же мире морфологическое воображаемое определяется как нечто нереальное?

На одном из моих любимых твоих рисунков два фруктовых льда разговаривают друг с другом. Один обвиняет другого: «Тебя фантазия интересует больше, чем реальность». А другой отвечает: «Меня интересует реальность моей фантазии». Оба стаивают с палочек.