Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Перес задумался. Ничто не привлекало этого человека в жизни так, как власть (как, впрочем, и Ариэля Шарона), а Шарон предлагал ему занять столь желанный высший пост в государстве прямо сейчас, не откладывая. Но он понимал, что у Арика, вне сомнения, есть еще какие-то условия, которые могут оказаться неприемлемыми если не для него, то для партии.

— А что ты хочешь для себя? — спросил Перес.

— Конечно, пост министра обороны, — честно сказал Арик.

— Нет, — покачал головой Перес. — Это невозможно. Вся наша предвыборная кампания строилась на обвинении правого лагеря, что он привел на пост министра обороны такого опасного человека, как ты. Если мы согласимся, чтобы ты вернулся на этот пост, это будет равносильно политическому самоубийству. Поэтому можешь передать Шамиру, что я предлагаю еще одно условие: министром обороны на протяжении всей каденции будет представитель нашего блока. Конкретнее — Ицхак Рабин…

И, опережая вопрос Арика, закончил:

— Что касается тебя, то мы согласимся с любым постом, который предложит тебе Шамир, кроме поста министра иностранных дел и министра обороны, разумеется…

Дальше коалиционные переговоры между «Маарахом» и «Ликудом» проходили уже без участия Шарона — он спешно уехал в США, где начинался его суд с журналом «Таймс».

Во время первого заседания по этому делу, в тот самый момент, когда Шарон давал показания, его адвокат Вайсглас прервал процесс и сообщил, что его клиента срочно просят позвонить в Иерусалим Ицхаку Шамиру. Судья, прекрасно осведомленный о том, какое общественное положение занимал истец по этому делу в Израиле, предоставил Шарону свой личный кабинет.

— Хочу сообщить тебе, что коалиционные переговоры закончились. Мы создали правительство национального единства на основе предложенной тобой идее. Ты в нем назначен министром торговли и промышленности, — сообщил Шамир, и Арик не смог скрыть своего торжества по этому поводу: он снова становился полноправным членом правительства, а значит, мог торжествовать победу над теми, кто считал, что комиссия Кагана нанесла смертельный удар по его политической карьере.

Чрезвычайно довольный Арик вернулся в зал заседаний и продолжил давать показания, а в тель-авивской штаб-квартире партии «Авода» тем временем бушевала настоящая буря. И Хаим Бар-Лев, и Узи Барам, и Ицхак Навон, и Ицхак Рабин встретили в штыки согласие Шимона Переса с новым назначением Ариэля Шарона.

— Этот тип сделает с нашей торговлей и промышленностью такое, что несколько поколений потом не расхлебают. И потом, что мы скажем избирателям?! — вопрошал Бар-Лев, сам метивший на пост министра торговли.

— Что вы от меня хотите?! Коалиционные переговоры шли слишком долго. Я жутко устал, — отбивался от них Перес. — Игнорировать Арика совсем невозможно — нам придется смириться с тем, что он будет в составе правительства. И потом, вы же сами его знаете, а потому согласитесь, что Арик в составе правительства — это лучше, чем Арик вне него. Теперь он вынужден будет принимать наши решения вместо того, чтобы распускать свой длинный язык и критиковать нас на каждом углу…

Нужно сказать, что с назначением Шарона на пост министра промышленности и торговли в «Маарахе» смирились далеко не все. Один из самых ярких тогдашних деятелей этой партии Йоси Сарид заявил о своем выходе из ее рядов.

— Менахем Бегин сместил Шарона с поста министра обороны и оставил его министром без портфеля, — пояснил Сарид свою позицию. — Шимон Перес возвращает его на почетный и влиятельный пост. Когда я услышал об этом, я не знал, смеяться мне или плакать. Неужели мы зря собирали на площади 400 000 человек, неужели все наши слова на этой площади были ложью?!

Арик начал свою деятельность на новом посту с достижения договоренности с Объединенным профсоюзом о том, что его лидеры не будут мешать политике финансового оздоровления страны, которую наметил новый глава минфина Ицхак Модаи, а затем и несколько расширил те скромные возможности, которые имели в социалистическом по основному укладу экономики Израиле частные предприниматели.

На заседаниях правительства он вел себя непривычно тихо. Так тихо, что довольный Шимон Перес в кругу друзей заметил, что «Арик ведет себя как хороший иерусалимский мальчик». Последнюю ивритскую идиому можно перевести двояко: и как «мальчик-паинька», и как ставшее в последние годы распростраенным выражение «правильный пацан».

Объяснялось такое поведение Шарона, как минимум, двумя причинами.

Во-первых, вскоре после начала работы нового правительства Арик сдружился с министром от «Маараха» Моше Шахалем. Их сблизили две вещи: любовь к анекдотам и к хорошей кухне. Очень часто на заседаниях правительства Шахаль и Шарон обменивались записками — таким способом они отнюдь не координировали свои мнения по поводу тех или иных политических планов правительства, а рассказывали друг другу новые анекдоты. Обедали они тоже всегда вместе — в лучших ресторанах, причем за время этой дружбы Шахаль сумел привить Шарону вкус к изысканным, но необычайно острым блюдам восточной кухни.