Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

— Спасибо! Спасибо, друзья! — произнес растроганный Шарон.

— Мы не только любим тебя, Арик — мы полагаемся на тебя! — сказала одна из жительниц города, поднося ему букет цветов.

— А я полагаюсь на вас, на народ Израиля, на ваш разум и мужество! — ответил Шарон.

И все-таки, понимал Шарон, главный бой ему предстоит в цитадели «Ликуда» «Мецудат Зеэв», на заседаниях ЦК, собрании лидеров местных отделений, активистов молодежных движений — именно от того, сумет ли он переломить мнение партийной верхушки, во многом зависела его дальнейшая политическая карьера. И когда на заседании ЦК молодежного отделения движения «Херут» депутат Кнессета Михаэль Эйтан обвинил Шарона в том, что он завел правительство и партию в болото Ливанской войны и измазал весь правый лагерь в грязи, Шарон понял, что пришло время отвечать.

— О какой грязи вы говорите?! Почему вы повторяете ложь левых?! — сказал он с трибуны. — Посмотрите в глаза фактам: террористы отброшены от наших границ в далекий Тунис, на севере снова расцветают города, поднимается промышленность и сельское хозяйство, так как люди там перестали бояться терактов и ракетных обстрелов. Да мы достигли в Ливане грандиозной победы — и именно об этом надо постоянно говорить, чтобы победить на грядущих выборах. К сожалению, эта победа не была полной — мне не дали завершить начатое, и сейчас террористы в Ливане постепенно поднимают голову. И вот тот, кто дает им возможность это делать, действительно тянет страну назад, в грязное болото террора!

* * *

Да позволят здесь автору сделать совсем короткое отступление. Ливанская война, вне сомнения, обернулась политическим поражением Израиля, и Шарон, сделав всю ставку в ней на одного человека — Башира Жмайела, вне сомнения, проявил себя как недальновидный, не умеющий просчитывать все варианты развития ситуации политик.

Однако с точки зрения военной операция ЦАХАЛа в Ливане была столь же блестящей, как и те сражения, которыми командовал Шарон в дни Шестидневной Войны и Войны Судного дня. Не случайно она была так внимательно изучена НАТО и Пентагоном, и именно опыт Ливанской войны были использован американской армией при разработке операций по вторжению в Афганистан, а затем и в Ирак.

К сожалению, летом 2006 года, когда Шарон лежал в коме, израильская армия воевала куда хуже, чем за 24 года до этого — полководцев, равных Шарону и Рафулю во главе нее, увы, не оказалось и, возможно, отвественность за это несет именно Ариэль Шарон.

Впрочем, об этом — чуть позже…

* * *

В самый разгар политической кампании Шарона по самореабилитации перед народом и партией, 28 августа 1983 года ушел в отставку Менахем Бегин. Ушел странно — неожиданно посреди заседания правительства он встал со своего кресла и направился к двери.

— Я больше не могу, — тихо сказал он и вышел из кабинета.

Бегин даже не принес, как это принято, официального прошения об отставке президенту Хаиму Герцогу — за него это сделал секретарь правительства Дан Меридор.

И хотя все видели, что после смерти жены Бегин сломался, находится в глубочайшей депрессии и не в состоянии принимать решения, его отставка все же явилась неожиданностью.

Преемником Бегина на посту премьер-министра «Ликуд» назначил министра иностранных дел, бывшего главу еврейской подпольной организации ЛЕХИ, а затем и одного из руководителей легендарного «Моссада» Ицхака Шамира⁴⁰.

И это неожиданное изменение сил на политической арене открывало перед Шароном новые возможности.

Новый премьер Ицхак Шамир был представителем правого крыла правительства Менахема Бегина. Так же, как и Шарон, он был убежден в необходимости и справедливости Ливанской войны, а, следовательно, как надеялся Арик, он лучше, чем кто-либо другой должен был понимать, насколько несправедливо обошлись с Шароном.

Не удивительно, что вскоре после отставки Бегина Ариэль Шарон встретился с новым премьер-министром и попросил его либо публично объявить о несостоятельности выводов комиссии Кагана, либо — если глава правительства не решается это сделать, — позволить возглавить ему какое-то конкретное министерство, а не болтаться без дела в качестве никому не нужного министра без портфеля.

Шамир, возможно, и в самом деле понимал, что с Шароном обошлись несправедливо. Но как политик, тем более, как человек, занявший кресло премьер-министра и надеявшийся остаться в нем и после грядущих выборов, он прекрасно осознавал и то, какую опасность представляет яркая, харизматичная личность Шарона для этих его планов. И осознавая это, он пообещал Арику «что-то для него придумать», но не более того.

Дни проходили за днями, Арик постоянно названивал в канцелярию Ицхака Шамира, но ему все время отвечали, что премьер занят, но помнит о своем обещании и в самое ближайшее время, буквально со дня на день ему позвонит.