Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Тем не менее, летом 2004 года Ариэль Шарон в очередной раз обратился к Шимону Пересом с предложением создать правительство национального единства, но Перес ответил, что его партия воздержится от этого шага, по меньшей мере, до решения юридического советника правительства о том, будет ли передано дело Ариэля Шарона в суд или нет.

Ждать пришлось относительно недолго (и это было еще одно случайное совпадение, утвердившее сторонников конспиративной версии в мысли, что юридический советник правительства, а вместе с ним и вся юридическая система страны, работают на то, чтобы Шарон мог осуществить свой план). 15 июня 2004 года юридический советник правительства Мени Мазуз провел пресс-конференцию, на которой заявил, что принял решение не выдвигать обвинительного заключения и, соответственно, не передавать в суд дело, связанное с подозрениями, что Ариэль Шарон получил взятку от строительного подрядчика Дуду Апеля. Одновременно Мазуз принял решение закрыть дела и против самого Апеля (ведь если Шарон не получал взятки, то Апель ее и не давал), а также против Эхуда Ольмерта и Гилада Шарона.

— Многие выводы следствия вызывают у меня сомнения и эти сомнения я толкую в пользу подозреваемых, — объяснил Мени Мазуз свою позицию.

Решение Мазуза вызвало резкую критику со стороны ряда видных юристов Израиля, но открыло путь к созданию правительства национального единства.

Однако на этом пути тут же возникло новое препятствие: в начале августа министр финансов Биньямин Нетаниягу представил правительству проект бюджета на 2005 год.

Шимон Перес заявил, что Нетаниягу хочет превратить Израиль в страну, где правит «жестокий, примитивный капитализм», и его партия не может войти в правительство, намеренное принять бюджет, наносящий колоссальный удар по интересам простого народа. В качестве условия своего вхождения в правительство он потребовал предоставить ему пост министра финансов с тем, чтобы он мог внести в проект бюджета те изменения, которые считает нужными, или, по меньшей мере, Шарон предоставил бы ему особые полномочия по корректировке бюджета.

Шарон, убежденный в том, что Нетаниягу проводит совершенно верную экономическую политику, а также нуждающийся хоть в какой-то поддержке Биби на грядущей партконференции, Пересу в этом отказал, после чего переговоры с «Аводой» зашли в тупик.

Но, прекрасно понимая, что вхождение в правительство Шимона Переса значительно усилит в нем позиции сторонников выхода из Газы, министр Узи Ландау решил сделать вопрос о создании правительства национального единства главным вопросом, который предстояло обсудить на партконференции.

«Согласны ли делегаты конференции на присоединение партии „Авода“ к правительству „Ликуда“?» — вот как поставил Ландау основной вопрос перед участниками этого форума и предложил вынести его на голосование.

Шарон, в свою очередь, предложил голосовать по другой формулировке: «Согласны ли делегаты конференции, чтобы „Ликуд“ вел переговоры о присоединении к его правительству всех сионистских партий?» (а все партии Кнессета, за исключением арабских, считаются «сионистскими»).

После бурных прений на голосование были выставлены обе формулировки, и его результаты оказались неутешительными для Шарона: 843 делегата конференции выступили против присоединения партии «Авода» к правительству и лишь 612 проголосовали «за»; предложение же самого Шарона поддержали 760 делегатов, но 765 проголосовали против него.

Но Шарон уже понял, что может безболезненно для себя пренебрегать решениями своей партии.

— В «Ликуде» образовалась небольшая группа политиков, которые выступают против моего правительства и меня лично, — сказал Шарон по окончании партконференции. — Но ответственность за судьбу страны лежит на моих плечах, и я продолжу делать то, что считаю обязанным это делать.

О том, что в эту «небольшую группу» входит больше половины членов фракции «Ликуда» в Кнессете, подавляющее большинство членов Центра этой партии и делегатов ее конференции, Шарон, естественно, не упомянул. Он просто в очередной раз подчеркнул, что все решения партийных органов не имеют для него значения, так как окончательные решения принимает только он.

После этого политическая атмосфера в Израиле накалилась до своего крайнего предела. И рано или поздно кто-то должен был произнести то страшное слово, которое предельно точно характеризовало и самого Шарона, и тот политический режим, который он установил в стране.

* * *

Впервые это слово было произнесено на массовой демонстрации, организованной противниками ухода из Газы 13 сентября 2004 года. «Шарон — диктатор!», «Остановить диктатуру Шарона!», «Шарон, Сталин поддерживает тебя!» — такие плакаты подняли над головой участники демонстрации на площади Сиона в Иерусалиме, завершившейся маршем по городу до официальной резиденции премьер-министра.