Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

На этом фоне 11 октября 2004 года и открылась зимняя сессия Кнессета, в течение которой Ариэль Шарон намеревался добиться утверждения его депутатами своего плана. Следуя установившейся традиции, эта сессия открылась программной речью премьер-министра, в ходе которой тот обычно знакомил депутатов со своими планами на ближайшее время, а по окончании его выступления проходило голосование с целью выяснить, одобрили ли его депутаты или нет. Результаты этого голосования призваны продемонстрировать, насколько Кнессет доверяет нынешнему премьеру. И 11 октября 2004 года эти результаты свидетельствовали о значительном ослаблении позиций Шарона в Кнессете: лишь 44 депутата проголосовали за одобрение речи Шарона, в то время как 53 выразили прямо противоположное мнение.

Но главный экзамен на прочность Шарону предстояло выдержать 25 октября, на которое было назначено голосование по утверждению его плана.

Автор этих строк хорошо помнит все события этого дня, но опасается, что ему вряд ли удастся спустя столько времени передать саму атмосферу, которая царила 25 октября в Кнессете. И потому я решился предложить читателя выдержки из своего собственного репортажа об этом голосовании, опубликованном в газете «Русский израильтянин».

* * *

«В тот драматический день Кнессет больше всего напоминал осажденную крепость.

Снаружи, на окружающих Кнессет холмах еще днем собралась внушительная толпа из пятнадцати, а то и двадцати тысяч человек, большую часть которой составляли дети и подростки в вязаных кипах и майках с броскими надписями: „Мы любим эту землю — и наша любовь победит!“

— Как вам не стыдно вмешивать детей в политику! — бросил демонстрантам один из прохожих.

— Завтра этим детям будут выкручивать руки и бросать за решетку. У них есть право протестовать против этого! — ответили ему.

И это тоже было правдой, страшной правдой: согласно принятому за несколько дней до того постановлению министерской комиссии, в ходе эвакуации поселений солдатам разрешили применять силу против детей, оказывающих вместе с родителями, независимо от их возраста, а детей старше 12 лет можно отправлять в тюрьму.

Совсем неподалеку от Кнессета выстроились с плакатами „Уход из Газы — благо для Израиля“ активисты организации „Шалом ахшав“. Плакаты были добротные, явно сделанные на заказ за немалые деньги. А в нескольких метрах от них стояли поселенцы — парни в вязаных кипах с плакатами, представлявшими собой обычные большие листы бумаги, на которых фломастером было крупно выведено то прописными, то печатными буквами: „Шарон — предатель!“

К этим плакатам тоже можно было относиться по-разному: кто-то оценил бы корректность выражений „Шалом ахшав“ и обвинил бы в подстрекательстве этих мальчиков из поселений, кто-то, напротив, осудил бы первых и посочувствовал бы вторым. Несомненно было одно: „Шалом ахшав“ неизмеримо богаче и респектабельнее своих оппонентов, и выходило, что бороться за размежевание и за мирный процесс куда выгоднее, чем противостоять ему — в этой борьбе тебя поддержат многие зарубежные организации, в том числе и из текущих черным золотом арабских стран.

Охранники Кнессета впускали внутрь доверенной им крепости только по пропускам и еще более тщательно, чем обычно, осматривали каждого посетителя. Сотовые телефоны, зажигалки и диктофоны проверялись на предмет того, не являются ли они замаскированными взрывными устройствами. Охрана премьер-министра также была усилена, да и вообще завсегдатаи Кнессета не могли припомнить, чтобы на всех его этажах находилось столько охранников, легко узнаваемых по короткой стрижке и сосредоточенному выражению лица. Хлопали двери, звучали голоса в коридорах и мимо журналистов то и дело проносились крайне озабоченные депутаты из того или другого лагеря. Некоторые из них при этом виновато разводили руками — дескать, очень хочется дать интервью, просто поговорить, но нет времени…

Сам Шарон в эти часы заперся в кабинете и писал текст своей будущей речи. Впервые за многие годы он писал его сам. Сам — от первого до последнего слова, не прибегая к помощи своих советников и не желая, чтобы они внесли в нее какие-либо коррективы. Он стремился вложить в текст и всю свою боль, связанную с принимаемым им решением, и железную волю, с которой он намерен претворить его в жизнь. Эта речь должна была убедить тех, кто все еще сомневался в его правоте, и он не мог доверить написание ее кому-либо другому.

В середине дня в парламентских коридорах, пройдя длительные и чрезвычайно унизительные для их положения проверки, появились бывший депутат Кнессета и один из создателей партии „Ткума“ Ханан Порат и лидеры Совета поселений Иудеи, Самарии и Газы. Побродив по этажам, они собрались в кабинете министра просвещения Лимор Ливнат, куда вскоре начали подтягиваться и депутаты от партии МАФДАЛ, и министры от „Ликуда“ Биньямин Нетаниягу, Исраэль Кац, Дани Наве…

Ариэль Шарон к тому времени закончил писать речь, просмотрел газеты и вновь перепроверял свои позиции: по всем прогнозам выходило, что в его поддержку проголосует не меньше 64 депутатов Кнессета.