Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Шарон улыбается, делая вид, что все происходящее в зале доставляет ему огромное удовольствие. Если он в этот момент и переигрывает, то самую малость.

Но все назначенные сроки уже прошли, правила приличия, предписывающие немного подождать опоздавших, соблюдены, пришло время приступать к голосованию, и в 20.30 секретарь Кнессета Арье Хан начинает зачитывать имена всех 120 депутатов Кнессета, и каждый, кого назвали, должен произнести только одно слово: либо „за“, либо „против“, либо „воздержался“…

— Моше Гафни… — читает Хан и в ответ раздается „против“.

Это — первая неожиданность голосования, наводящая на мысль, что фракция „Яхадут ха-Тора“ в последний момент решила голосовать против плана Шарона, и вскоре это подтверждается.

— …Лимор Ливнат, — читает Хан, и ответом ему является молчание.

— Отсутствует! — констатирует секретарь Кнессета, а в зале в это время раздается гудение — это тоже неожиданность.

— …Дани Наве!.. Отсутствует. Биньямин Нетаниягу! Отсутствует!..

— Ахмед Тиби!.. Воздерживается! — констатирует Хан, и это означает еще один сюрприз: все были уверены, что арабские депутаты будут голосовать „против“ плана Шарона.

Но правила процедуры предписывают после первого круга голосования начать второй: для того, чтобы убедиться, что все имена были названы и позиция всех голосующих была понята верно.

В этот момент Нетаниягу и Ливнат со товарищи со смертельно бледными, покрытыми капельками пота лицами входят в зал, и когда секретарь выкликает их имена, голосуют „за“.

Электронное табло высвечивает цифры 67, 47 и 6 — число проголосовавших „за“, „против“ и „воздержавшихся“.

Ариэль Шарон широко улыбается — это триумф. Он снова выиграл очередное сражение в своей жизни. Причем выиграл за счет голосов евреев. Пусть тех евреев, которые всегда были его политическими противниками, которые не раз осыпали его оскорблениями, которые требовали отдать его под суд или не допускать к выборам на пост премьера, но евреев. И это чрезвычайно важно: никто теперь не сможет сказать, что судьба Газы была решена с помощью арабских голосов, как это было с Норвежскими соглашениями.

— Это не только моя победа! — говорит Шарон депутатам, подошедшим к нему, чтобы пожать руки. — Это наша общая, очень важная для Израиля победа!

Ливнат, Наве, Кац и Нетаниягу тем временем сразу после окончания голосования, не обращая внимания на протянутые к ним микрофоны, спешат покинуть зал.

И в этот момент возле Ариэля Шарона возникает его сын Омри. Обняв отца за плечи, он шепчет ему на ухо:

— Уволь их сейчас, папа! Сей-час! Немедленно!

Но немедленно были уволены только Узи Ландау и Михаэль Рацон.

— Это было быстрее и безболезненнее, чем обрезание! — сказал, улыбаясь, Узи Ландау, держа в руках письмо, уведомляющее о его отставке.

Очередь Нетаниягу и других „мятежников“ пока еще не настала…»

Да, безусловно, это был триумф Ариэля Шарона. Но, как он сам признался потом, подлинной радости от этой своей победы не испытывал. Скорее наоборот — было ощущение горечи, осознание того, что это голосование стало его окончательным разрывом с поселенцами — людьми, вместе с которыми было столько пройдено и пережито и которых он и в самом деле считал солью Земли Израиля и цветом еврейской нации.

Глава 10. Обратной дороги нет

На следующий день после этого голосования представители правого лагеря обвинили Биньямина Нетаниягу и Лимор Ливнат в предательстве и в том, что министерские кресла для них важнее принципов. Отчасти это было правдой: и Нетаниягу, и Ливнат и в самом деле хотели продлить как можно дольше свое пребывание на министерских постах: Биби хотел завершить начатые им экономические преобразования, а Лимор Ливнат — претворить в жизнь задуманную ею кардинальную реформу израильской системы образования. Но, предъявив ультиматум Шарону, они уже не могли от него отказаться, а Шарон, в свою очередь, вроде бы не собирался его выполнять и таким образом 9 ноября 2004 года они должны были уйти в отставку — именно в этот день истекал срок их ультиматума.