Пытаясь свести счеты с Шароном, Городиш попытался убедить начальника генштаба Элазара (который, как уже не раз говорилось выше, тоже крайне неприязненно относился к Шарону) расформировать его бригаду, передав ее подразделения в качестве подкрепления бригадам генералов Авраама Адана и Альберта Мандлера, а самого Арика сделать «мальчиком на побегушках» при штабе фронта. С огромным трудом Шарон отстоял право своей бригады на существование, после чего ему было приказано развернуть танки в центре полуострова и не двигаться, дожидаясь дальнейших указаний.
Шарон предложил со ста танками совершать ночной прорыв к осажденным бункерам и вывезти находящихся там бойцов, но ему в этом было отказано. (Шарон не знал, что до него подобный прорыв уже попытался предпринять полковник Ягури, и это закончилось тем, что все его танки были уничтожены, а сам Ягури попал в плен).
Арик не успокоился и выдвинул план форсирования Суэцкого канала — и снова получил отказ.
Когда же Городиш предложил свой план форсирования канала, по которому танки Адана должны были прорваться к тем самым мостам, которые навели египтяне и по ним перейти на его Западный берег, Шарон назвал этот план «идиотским» и объяснил почему: египетские мосты были рассчитаны на легкие советские танки и просто не выдержали бы тяжелых «Шерманов». После того, как затеянная 8 октября по инициативе Городиша и Дадо контратака на севере Синая провалилась, а бригада генерала Адана понесла в ней огромные потери, Шарон снова не удержался и высказал Городишу все, что он думает о его таланте тактика и стратега, после чего отношения между двумя генералами натянулись до предела.
К утру 9 октября Шарон больше всего напоминал русский самовар — большой, пузатый, он постоянно кипел от ярости, и даже офицеры его штаба старались держаться от него подальше, чтобы он не обжег их взглядом или не выплеснул на них кипяток своего гнева. В половине десятого утра того памятного дня египтяне предприняли первую атаку на позиции его бригады. Танковый батальон под командованием Тувьи Равива заставил египетские танки повернуть назад, однако Шарон на этом не успокоился — забыв о том, что ему приказано оставаться на месте, он велел Равиву развивать успех, то есть броситься в погоню за египтянами.
Равив приказ выполнил и вскоре лоб в лоб столкнулся с превосходящими силами противника. Потеряв 25 танков, комбат вынужден был отступить. Но тут Шарон решил ввести в бой целый танковый полк…
Как раз в этот момент на фронт, специально, чтобы навестить Шарона, прибыл главный раввин ЦАХАЛа генерал Шломо Горен. Шарон предложил Горену вместе с ним принять участие в бою, и тот согласился. Когда через несколько часов в расположение 143-й танковой бригады прибыл командующий фронтом Городиш, чтобы посмотреть, как идут дела у Шарона, на КП того застать не удалось. Городиш на своем джипе отправился искать комбрига, и через четверть часа ему открылась почти сюрреалистическая картина…
На пустынных просторах Синая шел ожесточенный бой между десятками египетских и израильских танков. Между этими танками, то и дело маневрируя и увертываясь от рвущихся рядом с ним снарядами, носилась открытая машина Арика, который, стоя на ней во весь рост, отдавал по рации приказы танкистам. Рядом с ним спокойно, как ни чем не бывало, сидел главный армейский раввин Шломо Горен и читал нараспев псалмы Давида…
Вскоре египтяне побежали. Шарон начал их преследовать и остановился лишь тогда, когда Городиш пригрозил ему по рации, что если он не прекратит атаку, то пойдет под трибунал. В результате этого отчаянного рейда танки Шарона продвинулись вперед на несколько километров и заняли новые позиции, всего в восьми километрах от канала.
Потери египтян составили 80 танков, но и бригада Шарона суммарно потеряла 50 своих танков и боевых машин. И, тем не менее, это был первый успех израильской армии на Южном фронте с начала войны, и слухи о том, что «Арик наконец-то дал прикурить арабам» мгновенно разнеслись по всем частям.
Городиш же был в бешенстве — Арик нарушил отданный ему приказ, ввязался в бой, которого вполне можно было избежать, и понес в нем, как он небезосновательно считал, слишком большие потери. Бросив Арику в лицо, что он с ним еще разберется, Городиш улетел в Тель-Авив на заседание генштаба.
Между тем, в этот день произошло еще одно событие, которому в итоге и предстояло определить ход войны.
Не обратив особого внимания на угрозы Городиша, Шарон выслал вперед небольшую разведгруппу, дав ей задание выяснить, где именно закрепились египтяне. Каково же было его удивление, когда командир этой группы доложил ему, что они доехали до восточного берега Суэцкого канала… не встретив на пути ни одного египетского солдата. Причем к каналу они выехали в районе Большого Горького озера, точно в том самом месте, где Шарон еще в бытность командующим Южным округом подготовил проход для танков, который он сам назвал «проходным двором».