Услышав донесение командира разведчиков, Шарон не поверил своим ушам. Схватив карту, он начал сверять по ней место, где находилась разведгруппа, вновь и вновь требуя по рации от ее командира назвать ему ориентиры. И, наконец, он убедился, что все сходится: путь «к проходному двору» действительно был открыт. Объяснялось это тем, что, занимая позиции в строгом соответствии с указаниями своего командования, 2-ая и 3-я египетские армии «забыли» сомкнуть свои фланги и между ними образовался узкий, никем не охраняемый «коридор», через который вполне могли пройти танки — так же, как прошло несколько боевых машин разведгруппы.
Поняв, какая неслыханная, небывалая удача свалилась ему прямо в руки, Шарон немедленно связался с Городишем и, забыв на радости об их разногласиях, стал взахлеб рассказывать ему об открытии сделанных его разведчиками. Шарон просил «о малом» — дать ему разрешение продвинуться со своими танками по этому «коридору» до канала, форсировать его и оказаться на другом берегу, в тылу у египтян.
Но самая большая проблема Городиша как раз и заключалась в том, что, не имея опыта командования фронтом, он больше всего боялся допустить ошибку, чтобы потом на него не свалили вину за все провалы и просчеты на Южном фронте, а потому согласовывал каждый свой шаг с начальником генштаба Давидом Элазаром. И в этой его нерешительности, неспособности принимать решения и брать за них ответственность, и заключалась его самая главная ошибка.
Выслушав сообщение Шарона, Городиш приказал ему никаких действий до указаний генштаба не предпринимать.
Шарон, однако, не успокоился и решил связаться с генштабом через голову командующего фронтом. Особые надежды он возлагал на Талика — командующего бронетанковыми войсками, героя Шестидневной войны генерала Исраэля Таля, который должен был понять его лучше, чем кто-либо другой. Но до Таля ему дозвониться не удалось, а тем временем Городиш уже прибыл в находящийся глубоко под землей бункер, в котором на время войны разместился генштаб.
Рассказав Элазару о том, что Шарон утром нарушил приказ, бросил свои полки в атаку, сломал линию фронта и сильно продвинулся вперед, Городиш потребовал немедленно отстранить Арика от командования бригадой. Вслед за этим Городиш, правда, рассказал и о том, что разведка Шарона вроде бы обнаружила свободный проход к каналу, и теперь тот просит разрешить ему через него ворваться на Западный берег.
Члены генштаба как раз обсуждали ситуацию на Южном фронте, когда в бункер вошел министр обороны Моше Даян. Он так и не оправился до конца от пережитого в начале войны шока, но несколько успокоился и, заняв роль стороннего наблюдателя, меланхолично наблюдал, как Дадо командует армией. Услышав, что речь идет о Шароне, Даян поинтересовался, что тот в очередной раз вытворил.
— Он нарушил приказ, постоянно врет в донесениях командующему фронту, — объяснил Элазар.
— Ну, для Арика это не ново! — усмехнулся Даян. — А чего он хочет, этот Арик?
— Просит разрешить ему форсировать канал, утверждает, что нашел проход, который никто не защищает…
— На вашем месте я бы ему дал такое разрешение, — промолвил Даян. — Сможет перейти на тот берег и закрепиться на нем — честь ему и хвала. Не сможет — что ж, значит, мы потеряем еще 200 танков вместе с Ариком.
Однако Дадо вовсе не собирался терять еще 200 танков — даже вместе с Ариком Шароном. Он был убежден, что пока большая часть авиации занята на Северном фронте и не в состоянии оказать поддержку стоящим на Синае танковым частям, на этом направлении следует воздерживаться от каких-либо наступательных операций. Наоборот, считал Элазар, нужно попытаться спровоцировать на наступление египтян, измотать их в оборонительных боях, и уже затем перейти в атаку.
Что же касается невыносимых отношений, сложившихся между Шароном и Городишем, то после долгих споров было решено Шарона с его должности не смещать, но направить на Южный фронт для улаживания этих отношений бывшего начальника генштаба Хаима Бар-Лева. Выйдя в отставку, Бар-Лев тут же занялся политикой, и в 1973 году занимал пост министра промышленности и торговли в правительстве «Мааарха», но сразу после начала войны включился в работу генштаба в качестве офицера по особым поручениям. В этом качестве он и направился с Городишем на Южный фронт — в годы Великой Отечественной войны в советской армии его бы назвали «представителем Ставки».
Шарон поначалу обрадовался приезду Бар-Лева, и 10 октября, в весьма приподнятом настроении, помчался на совещание в штаб фронта — он был уверен, что, несмотря на все их прошлые споры, Бар-Лев с его стратегическим мышлением по достоинству оценит план форсирования канала. Увы, все оказалось совсем иначе. Назвав план Шарона «преждевременным», Бар-Лев передал ему приказ Давида Элазара никаких действий не предпринимать, а вместо этого отступить в глубь Синая, на те позиции, которые он занимал до 9 октября.