Шарон не случайно отнесся к предложению Рабина с таким оптимизмом: от советника премьер-министра по обороне до должности начальника генштаба был даже не один шаг — всего полшага. Поэтому он и засиделся с Рабиным допоздна — он хотел получить от премьера твердые гарантии того, что его советы действительно будут приниматься к сведению, что он получит возможность участвовать во всех заседаниях генштаба, министерства обороны и правительства и что его голос будет приравниваться к голосам генералов и министров. Рабин же, разумеется, был заинтересован не только в военном опыте Шарона — ему было важно показать народу, что самая весомая (во всех смыслах слова) «военная» фигура правого лагеря в вопросах, связанных с обороной, оказалась на его стороне. И потому он с готовностью дал те обещания, которых от него ждал Ариэль Шарон.
Но уже через день выяснилось, что Рабин явно недоучел всей степени неприязни, которую испытывали к Шарону министр обороны Шимон Перес и начальник генштаба Мота Гур. Если интеллигентный Перес еще подбирал выражения, то Гур с солдатской прямотой заявил, что он с Шароном на одном поле даже с. ть не сядет, и оба они потребовали, чтобы Шарон не допускался на особо секретные заседания министерства обороны и генштаба. Ссориться с двумя ключевыми фигурами системы обороны страны Рабин не решился и на следующий день предложил поменять название должности Шарона с «советника премьера по обороне и безопасности» на «общего советника».
Но Шарон был так ослеплен надеждой на маршальский жезл, что согласился принять и должность с таким названием.
— Знаешь, — сказал он Рабину, — есть такая русская поговорка: хоть горшком назови, только в печь не сажай!
В июле 1975 года Шарон занял отведенный ему кабинет в канцелярии премьер-министра.
Известие об этом было с возмущением встречено во всем правом лагере — теперь его представители открыто называли Ариэля Шарона предателем, перебежчиком и дезертиром.
И в первый же день его работы на посту общего советника премьера произошло и первое открытое столкновение с Шимоном Пересом и Мота Гуром.
Дело в том, что к тому времени, когда Шарон уселся в кресло советника, госсекретарь США Генри Киссинджер уже третий месяц осуществлял тайные контакты между Израилем и Египтом в надежде достичь промежуточного соглашения между двумя странами о прекращении войны. Киссинджер предложил свой вариант такого соглашения, по которому Израиль должен был отступить далеко вглубь Синая, Египет получал обратно полный контроль над Суэцким каналом, а полосу, возникшую между египетской и израильской армией, снова занимали миротворческие силы ООН.
Перес и Гур склонялись к тому, чтобы принять этот план, но Шарон, ознакомившись с его деталями, возмутился — по его мнению, никакой необходимости в столь глубоком отступлении Израиля из Синая не было, и более того — такое отступление представляло собой угрозу для безопасности страны.
Услышав доводы Шарона, Рабин заколебался и решил создать специальную профессиональную комиссию, которая бы еще раз, накануне его визита в США и встречи с президентом Джеральдом Фордом взвесила бы все «за» и «против» плана Киссинджера и определила бы размер максимальных уступок, на которые на данном этапе был бы готов пойти Израиль.
В комиссию, помимо Шимона Переса, Мота Гура и Ариэля Шарона, вошли Игаль Алон, советник министра обороны профессор Юваль Неэман, юридический советник правительства Меир Шамгар34 и глава оперативного отдела генштаба генерал Абраша Тамир. В начале августа все члены этой комиссии отправились в Синай, чтобы на месте ознакомиться с возможными границами будущего отступления. Перес и Гур в начале резко возражали против участия в поездке Шарона, а когда Рабин все-таки настоял на том, что Шарон также должен ехать с ними, нашли другой, куда более оскорбительный способ свести счеты с Ариком: они попросту «забыли» пригласить его на совещание, на котором подытоживались результаты этой рекогносцировки на местности. Воспользовавшись отсутствием Шарона, Перес и Гур поле долгих дискуссий все же убедили Рабина отступить в Синае до Джидли и Митлы, как на этом и настаивали американцы.
Узнав о случившемся, Арик сказал Рабину, что, будучи его советником, он не станет поднимать шума вокруг этого решения, но продолжает резко возражать против такой глубины отступления и считает план Киссинджера опасным для Израиля.
Спустя несколько дней Шарону предоставился случай сказать это Генри Киссинджеру в лицо — в том же августе 1975 года госсекретарь США прибыл на Ближний Восток, чтобы завершить израильско-египетские переговоры.
— О, — сказал Генри Киссинджер, пожимая руку Шарону, который находился среди встречавших его в аэропорту «и других официальных лиц», — так вы и есть тот Шарон, которого называют самым опасным человеком на Ближнем Востоке?!
— Вас обманули, господин госсекретарь! — парировал Шарон. — Самый опасный человек на Ближнем Востоке — это вы!
Промежуточное соглашение с Египтом было подписано 31 августа 1975 года.