Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Так, едва став депутатом Кнессета, Шарон умудрился поссориться почти со всеми своими товарищами по фракции и оказался в изоляции — как когда-то его родители сразу после своего приезда в Кфар-Малаль. Повседневная парламентская работа, разработка новых законов, пикирование в зале заседаний с политическими оппонентами, ответы на письма избирателей его не привлекали, и он часами либо просиживал в одиночестве в своем кабинете, либо просто неприкаянно слонялся по коридорам Кнессета. И с каждым днем Шарон все больше и больше тосковал по прежней жизни, по армии, где, несмотря на все его конфликты с начальством все было куда проще и понятнее, чем в политике. Забыв о том, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, Арик начал думать, каким образом ему вернуться в ЦАХАЛ и осуществить свою самую заветную мечту — стать начальником генштаба.

Маршальский жезл, который он так и не успел извлечь на свет божий, теперь, словно проколов старую, износившуюся за двадцать пять лет кожу солдатского ранца, больно упирался ему в спину. Если учесть, что израильский закон тогда позволял совмещать службу в армии со статусом депутата Кнессета, то выполнение мечты казалось вполне реальным.

События, казалось, благоприятствовали реализации этих тайных планов Шарона. Сразу после Войны Судного Дня лейтенант Моти Ашкенази — единственный командир форпоста, сумевший удержаться на линии Бар-Лева с первого до последнего дня сражений — вывел на площади тысячи людей и потребовал разобраться, кто несет ответственность за то, что эта война оказалась столь тяжелой и кровопролитной. Не в силах противостоять общественному давлению правительство вынуждено было пойти на создание специальной комиссии под председательством Шмуэля Аграната, призванной ответить на заданные народом вопросы. Весной 1974 года были опубликованы предварительные выводы этой комиссии, согласно которым основная вина за потери ложилась на плечи начальника военной разведки Эли Зейры, не сумевшего правильно оценить ситуацию, а также на командующего Южным фронтом Шмуэля Гонена, оказавшегося неспособным принимать решения и управлять ситуацией. Досталось на орехи и генералу Шарону — комиссия отметила, что его отказ подчиняться приказам является нарушением всех принятых норм и представляет собой угрозу для самой жизнедеятельности армии, а также осудила его за интервью в прессе, в которых Шарон, по сути дела, оправдывал подобное нарушение. Но по сравнению с тем, что в этом отчете говорилось в адрес Зейры, Гонена и Элазара, выпады против Шарона казались мелочью. Вдобавок ко всему комиссия возложила определенную степень ответственности за неудачное начало войны на премьер-министра Голду Меир и министра обороны Моше Даяна.

В результате 2 апреля 1974 года Голда Меир подала в отставку и 3 июня блок «Маарах» избрал в качестве ее преемника бывшего начальника генштаба и посла Израиля в США Ицхака Рабина. Рабин, заступив на пост премьера, первым делом отправил в отставку упорно не желавшего покидать свой пост Моше Даяна и вместо него назначил Шимона Переса, а затем снял с должности и начальника генштаба Давида Элазара.

Таким образом, сама судьба посылала Арику шанс вернуться в армию и стать начальником генштаба — у него были нормальные отношения с Рабиным, да и потом, кто лучше нового премьера помнил, какую роль сыграл Арик в Шестидневной войне, кто лучше него мог знать, что именно Арик является самым достойным кандидатом на пост начальника генштаба?!

И, судя по всему, Рабин это действительно знал. После разговора с Шароном с глазу на глаз новый премьер начал осторожно прощупывать почву, чтобы выяснить, как армейская и политическая верхушка отнесутся к назначению Шарона на пост главнокомандующего израильcкой армией. Но уже очень скоро Рабин понял, что попал на минное поле — прощупывание закончилось тем, что вокруг него одна за другой начали взрываться политические и газетные мины. Он успел переговорить о возможном назначении Шарона лишь с двумя-тремя министрами, а на следующий день эту новость с возмущением обсуждали все депутаты Кнессета от «Маараха». Вскоре она выплеснулась на страницы газет и политические обозреватели мгновенно припомнили Арику все его старые грехи и, конечно же, его страстные предвыборные речи о необходимости отстранить социалистов от власти. «Если Арик Шарон получит командование над армией, то он пойдет на все, вплоть до военного путча, чтобы получить абсолютную власть над страной! Вспомните историю Пиночета!» — пугали политические обозреватели израильского обывателя.

Рабин осознал, что выполнить просьбу Шарона он просто не в состоянии, и назначил новым начальником генштаба другого героя Шестидневной войны, «освободителя Иерусалима» Моту Гура, с которым Шарон не обмолвился ни словом с того самого памятного дня 1956 года, когда Гур назвал его «последним трусом».