Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Когда Арик прибыл на указанный ему КП, только Моше Даян поздравил его с успешной переправой в Африку — все остальные хранили гробовое молчание. Само совещание решили проводить на открытом воздухе — генералы просто развалились на песке в позе охотников со знаменитой картины Перова. Но, как пишет в своих воспоминаниях Моше Даян, несмотря на внешне непринужденную обстановку, атмосфера на совещании была крайне накаленной. Генерал Шмуэль Гонен после оскорбительной шутки Шарона насчет записки вообще не желал с ним разговаривать, а Бар-Лев с самого начала повел разговор в саркастическом тоне, разыгрывая из себя отца, который пытается объяснить шалунишке-сыну, что далеко не всегда тот должен получать ту игрушку, которую он хочет.

— Я понимаю, Арик, что тебе очень хочется погулять по Африке, но сначала нужно сделать домашнее задание, — сказал Бар-Лев. — А какое у тебя было домашнее задание? Расширить «коридор»! И его ты почему-то выполнить не сумел, зато у «Китайской фермы» мы понесли страшные потери…

Начался спор, в ходе которого каждый из участников совещания отстаивал свою точку зрения, но все вместе — кроме Моше Даяна — хором обвиняли Арика в том, что он все сделал не так, как было нужно. Глубоко уязвленный этими упреками Шарон, в свою очередь, доказывал, что никакого дополнительного коридора для переброски бригады Адана на западный берег не нужно, и вполне можно обойтись тем, что есть.

В 14.00, так и не придя ни к какому конкретному решению, Элазар и Бар-Лев направились к ожидавшему их вертолету. Однако Моше Даян, который должен был лететь с ними, неожиданно заявил, что остается, и лукаво добавил, что ему… хочется погулять по Африке.

Вместе с Шароном он на БМП добрался до берега Суэцкого канала, где в эти минуты, наконец, установилась тишина — обе стороны слишком устали, чтобы продолжать бой. Впрочем, мертвой эту тишину назвать было никак нельзя — саперы продолжали соединять между собой понтоны, наводя прочный мост через канал. Даян с Шароном на плоту перебрались на западный берег Суэца, где Арик предложил министру обороны джип, но тот от него гордо отказался — Даяну хотел пройтись пешком.

Во время этой прогулки Даян еще раз убедился в том, что Арик не слишком преувеличил успехи своих десантников и танкистов на африканском берегу канала, и с этим ощущением и улетел в Тель-Авив, где проходило очередное заседание генштаба.

На этом заседании Бар-Лев выглядел почему-то куда более оптимистичным, чем всего несколько часов назад в штабе фронта. Теперь, когда значительные силы противника на восточном берегу Суэца были уничтожены, а остальные скованы по рукам и ногам, и пришло, по его мнению, время для переправы на африканский берег бригады Авраама Адана. При этом Бар-Лев добавил, что после всего происшедшего больше не полагается на Шарона и присоединяется к требованию Городиша отстранить его от командования бригадой. Тот факт, что в генштабе Бар-Лев придерживался совершенно иной позиции, чем на совещании в штабе фронта, а также его требование об отстранении Шарона доказывает, что подозрения Арика по поводу того, что Бар-Левом двигали политические интересы, были не столь уж безосновательны.

В последующие два дня в Африку двинулись все новые подкрепления, включая танкистов бригады Адана. Легко подавив сопротивление небольших сил египтян, Шарон и Адан подошли к египетскому городу Исмаилия и перерезали дорогу, по которой поступало снабжение египетским войскам, оставшимся на Синайском полуострове. Вскоре израильские танки вышли на великолепно уложенное шоссе к дорожному указателю, на котором значилось: «Каир. 100 км».

Путь на столицу Египта был открыт…

А через Суэцкий канал продолжали идти израильские танки и переброшенные им из-под Иерусалима в качестве подкрепления дополнительные мотопехотные подразделения.

«Арик — мелех Исраэль!» было выведено на этих танках.

«Арик — мелех Исраэль!» — восторженно повторяла топчащая египетскую землю пехота.

И только тогда, 19 октября, до египтян, наконец, начало доходить, что же именно произошло: израильские танки рвутся к Каиру, а основная часть их армии заперта противником с двух сторон в Синае. Президент Египта Анвар Садат потребовал от своих генералов уничтожить подразделения ЦАХАЛа, а самого Шарона захватить в плен и доставить в Каир, чтобы он мог повесить его на главной площади города. Но те в ответ только развели руками — у них попросту не было достаточно солдат и техники, чтобы выполнить этот приказ президента. А как умеет воевать Шарон, они, увы, хорошо знали по опыту Шестидневной войны…

«Все, что я видел тогда и пережил, запомнилось, как разрозненные фрагменты грандиозного, неизвестно кем поставленного спектакля, — вспоминает те дни Владимир Фроммер. — Вот два из них.

Холодная ночь с огромными гроздьями низко висящих звезд. Солдаты разожгли костер. Его искры, как трассирующие пули, вспыхивают и тут же исчезают во тьме. Наш командир стоит в отблесках пламени.

— Нас перебрасывают в Синай и мы поступаем в распоряжение генерала Шарона, — говорит он. И добавляет: — Это большая честь для нас всех.