— Откуда ты знаешь, что происходило у меня здесь? — А2 прикоснулся пальцем к виску.
— Вы не производили впечатление человека, борющегося с собой.
— Зачем мне с собой бороться? — удивился Алекс. — Я с собой разговаривал.
— Не верю.
— Напрасно. — Аккерман помолчал. — Кстати, почему ты мне не веришь?
— Потому что вы не остановились.
— Хочешь сказать, что если бы я как следует все обдумал, то отказался бы от затеи?
— Я не уверен…
— Это не вопрос уверенности, Манин, это вопрос будущего, — жестко резанул Алекс. — Вопрос времени, которого у нас так много, что оно начинает пожирать жизнь. Мы тратили время на сейчас и дошли до того, что сейчас принялись убивать будущее.
— Мне плевать, — перебил его Манин.
— А мне — нет! — грубо рявкнул А2. — И поэтому я не отказался и не откажусь от задуманного: мне не плевать!
Несколько секунд они молчали, обдумывая и переживая услышанное и произнесенное, после чего Манин очень тихо сказал:
— Иногда я вас боюсь.
— Это нормально, — буркнул Аккерман. — Иногда я сам себя боюсь.
— Но есть тот, кто вас не боится, — деловым тоном продолжил Манин, однако удивить Алекса не сумел.
— Он уже здесь?
— Войдет через тридцать секунд. Остановить?
— Зачем? Он силен, но сила — всего лишь физика, а значение имеет только слово.
А2 отвернулся к окну и сделал вид, что не услышал звук открывающейся двери, впрочем, ее открыли так аккуратно, что если бы Аккерман просто стоял у окна, не прислушиваясь к происходящему, он бы точно пропустил явление гостя. Затем послышались едва различимые шаги — убийца был хорош, затем короткая заминка — убийца увидел доктора Каплана и замер, оценивая ситуацию, затем снова шаги, и через несколько мгновений в затылок Алекса уперся холодный пистолетный ствол.
— Однажды меня спросили: что может сделать маленький человек? — негромко произнес А2 за секунду до того, как убийца приставил оружие к его голове. — Они сидели, смотрели на меня, ждали ответа, я подбирал слова, а с задних рядов кто-то крикнул: «Сражаться!» И все засмеялись. А парень, который это произнес, растерялся. Он смотрел на смеющихся друзей и не понимал причину их веселья. И я был растерян вместе с ним, поскольку нет ничего более естественного, чем сражаться. Это не может вызвать смех, потому что, соглашаясь сражаться, ты ставишь на кон жизнь, но они смеялись. И тогда я сказал: «Чтобы сражаться, нужно перестать быть маленьким. Маленький не понимает смысла этого слова». И мы поменялись местами: смеющиеся растерянно умолкли, а мы с тем парнем улыбнулись друг другу.
— Ты не можешь этого знать, — вдруг сказал убийца.
— Не «ты», а «вы», — уверенно потребовал А2.
— Что?
— Ты должен говорить мне «вы», — и прежде чем убийца среагировал, Алекс продолжил: — Идея борьбы тебе близка. Ведь ты считаешь себя воином, а не палачом.
Ствол дрогнул, и убийца попросил:
— Не злите меня.
Аккерман улыбнулся и с прежней уверенностью произнес:
— Тебя должны были предупредить не слушать меня.
— Предупредили, — признался убийца.
— Почему стал слушать?
— Это ничего не изменит.
— Тебе стало интересно, почему тебе запретили слушать.
— Это ничего не изменит.
— Теперь ты не сможешь нажать на спусковой крючок.
— Вы этого не знаете.
— Не убьешь, потому что тебе уже небезразлично. Ты удивлен. Впервые за долгое время ты крепко удивлен.
— У меня были бесстрашные клиенты.
— Ты удивлен не моей смелостью, — перебил убийцу А2. — Ты удивлен тем, что я сказал, и еще больше тем, о чем я пока умолчал. И твой палец уже не на спусковом крючке. Сейчас ты осознал, что сглупил, согласившись на задание, и еще больше сглупил, ослушавшись заказчика, но проклятый омут интереса затягивает все глубже. Твоя жизнь уже изменилась.
— Я могу все исправить, — сказал убийца неуверенно.
— Не утешай себя, ты не девочка. Ты — воин. И скажи: зачем тебя придумали?
— Что значит «придумали»?
— Все вокруг придумано, — рассказал Аккерман. — Человек сначала придумывает, а потом делает. Сначала в его воображении появляется образ храма, а затем Notre-Dame de Paris воплощается в камне. В такой последовательности, никак иначе, потому что в начале всегда Слово. Тебя придумали, вырастили и обучили убивать — зачем?
— Я делаю работу.
— Убиваешь, чтобы было на что есть?
— Это работа.
— Почему бы тебе не стать блогером?
— Потому что я себя уважаю.
— Убийства повышают твою самооценку? — рассмеялся А2. — Или приносят сексуальное удовлетворение? Ты психопат? Нет, тогда бы ты стал палачом, а ты — воин, я знаю. Ты убиваешь, потому что убийство — это борьба. Ты сражаешься, а не приводишь в исполнение приговоры, как палач, не рвешь на куски жертвы, как шаман, ты — воин. Ты понимаешь суть моих слов?
— Я просто делаю свою работу.
— Перестань прятаться за унылой фальшью — это жалко и недостойно, — Аккерман стал грубым. — Ты — воин, а воин всегда знает, ради чего обнажает меч. Что ведет тебя в бой? Какая идея? Желание поесть?
— Разве этого мало?
— Ради этого можно грабить — навык у тебя есть. А ты убиваешь.
— Мой пистолет все еще у вашего затылка, — напомнил убийца.