Аркадий Бухов

— Десять лет беспорочной… Да ведь я вот здесь сижу, а у меня билет в театр в кармане… Прощайте уж… Не могу я в театр идти, вслух смеяться будут.

* * *

Жены не было дома, Бутырин лежал на диване, а в кухне был кто-то чужой и вполголоса разговаривал с кухаркой.

«Обо мне, наверное», — подумал Бутырин, встал, приоткрыл немного дверь и стал слушать.

— Может, спьяна и полез, — убеждал чей-то голос.

— Не пьюшший, — деловито останавливала кухарка, — с барыней, наверное, изругался. Барыня у нас — яд, к нему цепляется, наскандалили, а потом он и в воду головой. Вытащили, а самому стыдно, вот и написали, что купаться, мол…

— У нас на деревне тоже был случай… Блажной один тоже полез в пролубь, вытащили его, оттирали, потом урядник приехал.

* * *

Бутырин отпустил бороду, ленился по-прежнему завязывать галстуки и стал после обеда спать. Часто после службы он уходил гулять за город и, что-нибудь напевая, заходил далеко, оставляя глубокие следы от высоких сапог на плотном нежном снегу. Во время одной из прогулок он встретил маленького, обдерганного мальчишку, приставшего к нему, чтобы выманить две копейки.

— А ты чего не работаешь? — спросил Бутырин, доставая кошелек.

— Выгнали, — почесываясь, ответил мальчишка, — при типографии семь месяцев проработал…

— Крал, что ли, или озорничал?

— Да, покрадешь там… Старый черт за всем смотрит…

— А за что же выгнали?

— Перепутал. Из-за дурака и выгнали… Достань, говорит, заметку об инженере, я и достал… А что коллектор-то смотрел? Ученый, в очках… Я что понимаю…

Бутырин быстро шагнул к мальчишке, схватил его за плечи и сильно встряхнул. Потом быстро расстегнул пальто, снял толстую серую перчатку, засунул руку в боковой карман и вытащил оттуда газету, где какое-то место было обведено карандашом.

— Грамотный?

— Чай, в типографии служил…

— Это?

— Чего это?

— Заметка-то…

Мальчишка ткнулся в газету, самодовольно улыбнулся и хихикнул:

— Да она ж самая, ей-Богу…

— Ты?..

Случилось что-то большое и непоправимое. В тихий морозный день, на ослепительно белой снежной поляне взрослый человек, в расстегнутой шубе и без шапки, катал но земле маленькое оборванное существо и, хрипло рыча, наваливался на него тучным телом…

А на другой день, когда Бутырин вышел из дома на службу, от соседних ворот отделился какой-то серый комочек. побежал за Бутыриным и, приняв форму вихрастого, измызганного мальчишки, остановился, расставил ноги и истерическим голосом начал кричать, не отставая от Бутырина ни на шаг:

— Купальщик… Купало проклятый… Черт купальный… Водолаз косоногий…

* * *

Бутырин перевелся в другой город.

Там, где тихо

Сейчас вечер, но удивительное, точно из хрусталя, прикрытого синей прозрачной материей, небо еще не успело почернеть и показаться ночным. Весной оно всегда какое-то особенное. И даже, если уже прошло время, когда каждая весна мягкой рукой надавливала на грудь и заставляла чувствовать что-то необычное, все равно думается нежнее, сердце теплеет. Летом закрываешь окно от шума подвод и криков, но. когда весной в соседней комнате откроют форточку и услышишь шум от первых колес, становится грустно и кого-то жалко. Весной, я не понимаю почему это. когда остаешься один, думаешь не о том, что будет завтра, а о том, что было. И чем дальше то. о чем думаешь, тем оно ценнее и святее, как материнская иконка, которую случайно раскопал в коробке старых вещей на книжном шкафу.

В эти часы мне почему-то всегда вспоминается провинция. Маленькие, далекие городки, которых весна, как заботливый старик на отдыхе, обметала сейчас зеленым редковатым кружевом первых трав и клейких листочков. Я люблю провинцию. И если иногда хочется посмеяться над ней — только как над ребенком, глупым еще, как пушистый звереныш, у которого около рта уныло висящий целый склад разнообразного варенья, а сам он внимательно разглядывает ползущую по столу муху, весь опьяненный этой интересной аналитической работой…

I

В провинциальных гостиницах у лакеев всегда заспанные лица. Будет ли это одноэтажный дом, с маленькой вывеской, у ворот которого повар в белом колпаке с человеком в одном жилете щелкают семечки, или большое двухэтажное здание с большущими золотыми буквами под крышей: Бель-Вю А. Никодимова. Приезжайте в час дня, когда лакеи, громко обсуждая события дня. едят где-то внизу, приезжайте в девять утра, все равно вам навстречу выйдет человек во фраке и с фартуком, с катастрофически заспанным лицом. Позже, когда вы обживетесь, вы увидите, что ни время, ни самый ход жизни не в состоянии переделать этого явления. Если вы пошлете лакея на почту, куда он бегает с большей охотой, чем посмотреть, свободен ли соседний номер, и он возвращается запыхавшийся и почему-то радостный, все равно лицо у него такое, как будто бы его только что на ваших глазах вытряхнули с кровати. Должно быть, с такими лицами лакеи женятся, ухаживают и пьют водку.