Аркадия

Так вот, когда белая луна круглым ликом воссияет живущим по всей земле людям, я отведу тебя туда, чтобы, во-первых, очистить тебя (если сердце твое позовет тебя войти). Погрузив тебя девять раз в эти воды, я сооружу из земли и дерна новый алтарь и на нем, покрытом тремя разноцветными покровами, запалю чистую вербену и мужские благовония[259], вкупе с другими травами, не вырванными из земли с корнем, но срезанными острым серпом при свете новой луны[260]. Затем окроплю все вокруг водой, набранной в трех источниках, после чего тебя, распоясанного и разутого на одну ногу, семикратно обведу вокруг святого алтаря, перед которым, левой рукой держа за рога черную овцу, а правой – острый нож, во всеуслышание призову триста имен неведомых богов, а с ними – почитаемую Ночь, сопровождаемую своими тенями, и молчаливые Звезды, знающие о сокровенном, и изменчивую Луну, имеющую власть не только на небе, но и в темных безднах, и ясноликое Солнце, окруженное пылающими лучами, которое, обегая мир по кругу, беспрепятственно видит все дела смертных. Затем призову всех богов, обитающих в небесной высоте, на просторе земли, в многоволненном море, в величайшем Океане – общем отце всех вещей, призову рожденных от него девственных нимф – сотню тех, что странствуют по лесам, и сотню охраняющих многоводные реки, а также фавнов, ларов, сильванов и сатиров, вместе с многочисленным сонмом полубогов, и вышний Воздух, и суровый лик твердой Земли, и стоячие озера, и текущие реки, и бьющие ключи. Не пропущу и темные царства подземных богов, но, призывая парно-тройственную Гекату, прибавлю и глубокий Хаос, и величайший Эреб[261], и преисподних Эвменид[262], обитательниц стигийских вод, и коли есть там еще какое иное божество, достойно карающее людские пороки, – все они да предстанут мне в час моего жертвоприношения.

И после этого возьму сосуд с благородным вином, изолью из него на чело овцы, отделенной для заклания, и, выдернув у нее между рогов немного темной шерсти, как начаток, брошу в огонь. Затем, вскрыв ей горло особливым ножом, источу в чашу теплую кровь и, отведав ее лишь краями губ, для угождения Матери-Земли всю ее вылью в ямку, сделанную перед алтарем, вместе с маслом оливы и молоком. И, положив тебя, подготовленного таким образом, на шерсти той овцы, кровью летучей мыши помажу тебе очи и все лицо, чтобы ночная тьма не мешала тебе видеть, но, как светлый день, явила тебе все. И чтобы странные и многоразличные образы призванных богов не устрашили тебя, приложу к твоей спине язык, глаз и кожу ливийской змеи с правой половиной сердца льва, что долго высушивалось по ночам, когда бывает полная луна. После чего повелю всем рыбам, пресмыкающимся, зверям и птицам (от которых, когда нужно, я узнаю свойства вещей и тайны богов) предстать передо мной безо всякого промедления. И только тех из них оставлю при себе, что будут мне нужны, а остальных отпущу обратно в их жилища. И, открыв суму, достану оттуда сильнейшие зелья, с помощью которых при желании я превращаюсь в волка и, оставив одежды в сетях некоего дуба, смешиваюсь с волчьими стаями в диких лесах – не ради охоты, как делают многие, но чтобы знать их тайны и козни, измышляемые против пастухов; ибо эти зелья смогут послужить и тебе в твоей нужде.

И если ты захочешь полностью избавиться от любви, окроплю тебя всего омывающей и благословенной водой, окурю чистой серой, иссопом и целомудренной рутой[263]. Посыплю твою голову пылью, в которой катался мул или какое-то другое неплодное животное, и, развязав один за другим все узлы в твоих одеждах, повелю тебе взять пепел со священного алтаря и обеими руками через голову высыпать его себе за спину, в бегущую реку, не оборачиваясь назад. И река тотчас унесет твою любовь в открытое море, оставив ее дельфинам и китам.

Но если ты желаешь принудить твою врагиню[264] полюбить тебя, тогда я соберу травы со всей Аркадии, и сок черного корня[265], и маленькую плоть, снятую со лба новорожденного жеребенка, прежде чем ее проглотит его мать[266]. Все эти вещи, так, как я научу тебя, ты навяжешь на восковую куклу, обмотав ее тремя нитками разных цветов, и, трижды с нею в руках обошед вокруг алтаря[267], столько же раз уязвишь ей сердце острием меча, про себя повторяя такие слова:

Так колю и принуждаю
Ту, что в сердце изображаю.

Потом возьми малую часть края ее юбки, мелко-мелко сомни ее пальцами и, выкопав ямку в земле, положи туда со словами:

Все, чем, мучаясь, страдаю,
В останках этих погребаю.

Затем подожги на огне зеленую ветку лавра, приговаривая:

Пусть, в огне сгорая, бьется,
Что страданьям моим смеется.

Затем я возьму белую голубку, а ты вырывай у нее перья одно за другим и, бросая их в огонь, повторяй:

Той, что моим счастьем обладает,
Плоть и кости пламя поедает.