— Дариан, у вас отцовские глаза, — сказал Дойл.
— Возможно. Но я не такой слабый, как он.
— Он не был слабым. — Дойл глотнул из бокала. — А всего лишь сумасшедшим.
Глаза Дариана вспыхнули.
— Ну в этом отношении мы совершенно одинаковы.
— Какой из рассказов о Холмсе вам нравится больше всего? — спросил Дойл, чтобы потянуть время.
— Честно говоря, мне нравится все. Но сейчас я процитирую фрагмент, который соответствует ситуации. — Дариан усмехнулся. — Из «Скандала в Богемии»: «Вы совершите ошибку, если возьметесь теоретизировать, не имея данных. Ибо незаметно для себя начнете поворачивать факты, желая подогнать их к своей теории, вместо того чтобы подкреплять теорию фактами…»
— Очень хорошо. Слово в слово. И все же… — Дойл приблизился. — Я думаю, существуют определенные преступления, наказать за которые можно только мщением, потому что к закону обращаться бесполезно.
— Вы узнаете, что такое месть, Артур. И довольно скоро. Вы и эта юная леди.
Дойл схватил Дариана за запястье.
— Вы захлебнетесь собственной кровью, прежде чем с ее головы упадет хотя бы волос.
Дариан высвободил руку.
— На прощание я приведу еще одну цитату. На сей раз из «Собаки Баскервилей»: «До сих пор моя сыскная деятельность протекала в пределах этого мира. Я борюсь со злом по мере своих скромных сил и возможностей, но восставать против самого прародителя зла будет, пожалуй, чересчур самонадеянным с моей стороны».
Он развернулся и ушел.
Дойл подозвал Гудини и сообщил:
— Я разговаривал с Дарианом.
Гудини застыл.
— Где этот негодяй?
— Здесь. Одет под бедуина. Гудини, нам ни в коем случае нельзя терять инициативу.
— Мадам Роуз пригласила меня на беседу.
— Это опасно.
— Я сумею себя защитить. — Гудини расстегнул пиджак, и Дойл увидел у него за поясом револьвер с перламутровой ручкой.
— Только недолго. Капкан в любую минуту может захлопнуться.
Гудини показал глазами на Эбигейл:
— Следите за ней.
— Хорошо. А вы будьте осторожны.
Когда Гудини протискивался в сторону кухни, из-за портьеры за ним, удовлетворенно кивая, наблюдал Дариан.
Мрачные, похожие на туннели коридоры третьего этажа с двенадцатиметровыми потолками, казалось, вели в бесконечность. С портретов в золоченых рамах на незваных гостей злобно смотрели предки Демаркуса.
— Так мы и за ночь на управимся, — прошептала Мари, осторожно закрывая дверь очередной комнаты.
— Сейчас.
Лавкрафт опустился на колени и расстегнул ранец. Порылся в нем и извлек… высохшую серо-коричневую человеческую кисть левой руки. С длинными, обломанными по краям ногтями, окаменевшими пальцами и выглядывающими снизу хрупкими, как хворостинки, сухожилиями.
— Амулет «Кисть повешенного», — произнес он со значением. — Отрублена в пятнадцатом веке топором или острым ножом у какого-то вора. Завороженная должным образом, становится весьма полезным инструментом. Она найдет нам…
Неожиданно пальцы на мертвой кисти согнулись. Лавкрафт быстро поставил ее на пол.
— Она у тебя способна оживать? — удивилась Мари.
— Да, когда знает, чего я хочу.
Лавкрафт с улыбкой наблюдал, как амулет ползет по полу. Вдруг кисть опрокинулась «на спину», пальцы сжались в кулак. Все, кроме полусгнившего указательного, который указывал на дверь в конце коридора.
— Надо же, как она быстро сработала. — Он поднял кисть и повернулся к Мари: — Пошли. Это там.
Двухэтажная библиотека Торнтона Демаркуса поразила Лавкрафта. Ему захотелось остаться здесь хотя бы на месяц, а лучше на год. За застекленными дверцами шкафов хранились бесценные фолианты. Почти везде только первые издания.
От пола до потолка. В промежутках между шкафами с потолка свисали четыре больших гобелена четырнадцатого века. В центре библиотеки на огромном дубовом столе возвышался подсвечник с четырьмя горящими свечами. На середине стола лежала старинная книга. Несколько сотен пергаментных листов, аккуратно вшитых в кожаный переплет. Когда-то роскошный, но давно уже высохший и потрескавшийся. Сомнений не было. Перед ними — «Книга Еноха».
Лавкрафт облизнул пересохшие губы и медленно приблизился к столу. Сунул амулет в ранец. Взамен извлек перочинный нож, мерную ленту, небольшой флакон с прозрачной жидкостью, пипетку и штангенциркуль. Снял очки, заменив их специальными линзами для работы с драгоценными камнями.
Он измерил штангенциркулем толщину пергамента, набрал пипеткой жидкость из флакона и уронил маленькую капельку на потертый угол страницы.
— У нас нет времени… — начала Мари.
— Ради Бога, тише, — проворчал Лавкрафт.
Вибрирующий визг заставил его поднять голову.
— Что это?
Мари застыла.
— Это… они.
И сразу же, визжа в унисон, из-за четырех гобеленов вылезли четыре демона. В их рубиновых глазах отражалось пламя свечей. Лавкрафт схватил «Книгу Еноха» и вскарабкался на стол. Рядом встала Мари. Демоны окружили стол, размахивая серпами. Лавкрафт чувствовал на щеках ветер.
— Сделай что-нибудь, — прошептал он, прижимая книгу к груди.
— Говард, демонолог ты, а не я, — возразила Мари.
— Неужели ты не можешь призвать каких-нибудь крыс?
— Здесь они не живут.