Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1

В том во городи во Галицине[235]

,У того же у Петра, купця богатого,
Родилосе да цядо милоё,
Цядо милоё, цядо любимоё,
5. Милоё цядо всё Михайлушко.
Поевились на крестинах люди злы-лехи, —
Остудили Михайлушка от батюшка,
От батюшка, от родной матушки:
Относили Михайлушка ко бабушки
10. А-й ко той ко бабушки к задворёнки.
Кормила его бабушка-задворёнка
А тема его кусоцьками прошёныма;
А поила его бабушка-задворёнка
Его тем молоцьком да всё козловыем:
15. Ишша прозвали Михайлушка Козаренином.
Ишша выростал Михайлушко двенатцети лет;
Ишша стал же веть Михайлушко конём владать,
Он конём владать да вострой сабелькою.
Он пошёл как Михайлушко ко батюшку
20. А-й ко батюшку да к родной матушки.
На Михайлушка батюшко оцьми не звёл.
Выходил же как Михайло на конюшон двор;
Он брал коня да лошадь добрую;
А-й садилса как Михайло на добра коня,
25. Он на те жа на седёлышка черкальские;
А поехал как Михайло да во цисто полё.
А-й не видели у Михайла его поезду —
Столько видели у Михайла: в поли дым столбом.
А приехал как Михайло ко чесну древу,
30. Он ко той же ко бирёзы всё ко белою.
На том жа на древи-то на чесноём
А-й на той же на бирёзы на белое
Сидит птиця, птиця вещая,
Вещая птиця, всё цёрной ворон.
35. Он вымаёт калену стрелу из налуцьницька,[236]
Он направливат Михайлушко калёную стрелу,
А-й натегиват Михайлушко свой тугой лук:
Он хоцёт цё[р]на ворона подстрелити.
Зговорит птиця, птиця да руським языком,
40. Руським языком да целовецеским:
«Ой еси, Михайлушко Козаринин!
Не стрелей-ко ты миня да цёрна ворона:
Моёго мяса тобе да не наи́стисе,
А-й моей крови тобе да не напитисе!
45. Я скажу тобе, Михайло, таку вестоцьку:
Що у вас было во городи во Галицины
У того жа у Петра, купця богатого,
Вечёр было три поганые тотарина,
Увезли у его да доцерь Аннушку;
50. А топере те тотарья во цистом поли,
Во цистом поли да во белом шатри!»
Помутились у Михайла оци ясные,
Завинтело у Михайла ретиво серцё, —
Отворацивал Михайла добра комоня,
55. Он поехал как Михайло во цисто полё.
Он приехал как Михайло ко белу шатру;
Он вкрук шатра да поежживаёт,
Речи у их да всё выслушиваёт.
Три-то веть поганые тотаринина
60. Оне шум шумят да сами дел делят:
На первой-от пай кладут да красно золото,
На другой-от пай кладут да цисто серебро,
На третей-от пай кладут да красну девицю.
Девиця плацёт, как река тецё.
65. Ишша первой-от тотарин девку тешит он:
«Ты не плаць, не плаць, девиця-душа красная:
Уш ты мне ле, красна девиця, достанишьсе, —
Я сведу тибя, девиця, на свету на Русь,
На святу Русь, девиця, ко отьцю, к матери!»
70. Второй-от тотарин девку тешил он:
«Ты не плаць, не плаць, девиця-душа красная:
Уш ты мне, красна девиця, достанишьсе, —
Я отда[м][237] тибе, девиця, за племянницька,
Будёшь клюцьницей, станёшь ларецьницей!»
75. Девиця плацёт, как река тецёт.
Третей-от тотарин девку тешил он:
«А-й вечёр моя сабёлка не ужинала,
Паужина сабёлка не паужинала,
А сегодни моя сабля не обедала;
80. Я срублю тибе, девиця, буйну голову,
Розсеку тибе, девиця, в мелки жеребьи,
Розьмецю тобе, девиця, по цисту полю
На тарзаньё тобе серым волкам,
Черным воронам да всё на га́леньё!»
85. Помутились у Михайла оци ясные;
Он клицёт тотарьей к собе на полё:
«Вы подите-тко, тотарья, ко мне на полё,
Ко мне на полё, тотарья, со мной [б]рататьсе!»
Ишше вышли как тотарья к ему на полё, —
90. Он первого-то тотарина копьём сколол,
А другого-то тотарина конём стоптал,
А третьёго-то тотарина живого спустил
Он за те жа веть за реци за ласковы,
За те слова за приятливы.
95. Заходил же как Михайлушко во белой шатёр;
Цисто серебро да по корманам клал,
Красно золото — да по запазушью;
Брал девицю за белы руки,
За те жа веть за персни злачёные.
100. А садилса как Михайло на добра коня,
Он веть брал девицю позади собя.
Ехали они да день до вечёра,
Некоторой некоторому не выговорил.
Зговорит только Аннушка Михайлушку:
105. «Не пора ли, молодець, шатёр ставити?
Не пора ли, молодець, да дума думати?»
Как ответ доржит Михайлушко Козаринин:
«Уш ты глупая, да красна девиця,
Неразумная, да доць отецькая;
110. Ишша я веть, девиця, тобе брат родной!» —
«Прости-тко, прости, братёлко Михайлушко,
Ты за те меня за речи за глупые,
За те слова да неразумные!»
А приехали в тот город во Галицину
115. Ко тому жа ко Петру, купцю богатому.
Выходил как Петро на новы сени,
Он на те жа на балясы[238] на прикрасные;
Он выходит Петр-от, ниско кланиетьсе:
«Ты любима доць да доць Аннушка!
120. Ты пойди ко мне да хлеба кушати,
Хлеба кушати да перевару пить!»
На Михайлушка батюшко оцьми не звёл.
Заходит Анна к отьцю, к матери,
И спроведала Аннушка всё в доми, —
125. И вышла как Анна на ново крыльцё,
[На ново крыльцё, на] баляса на прикрасные:
«Ты родимой братёлко Михайлушко![239]
А-й во том было во городи во Га́лицине
У того же у Петра, купьця богатого,
130. Были поганые тотарины,
Увели у его меньшого сына Иванушка!»
Помутилисе у Михайла оци ясные;
Отворацивал Михайла добра коня,
Он поехал как Михайло во цисто полё.
135. Он приехал как Михайло в саму матицю*[240];
Он прибил-притоптал да все[х] тотари[н]ов;
Цисто серебро да по корманам склал,
Красно золото — да по запазушью;
Он брал молотьця да за белы руки,
140. Он за те жа за персни за злачёные.
Он садилса как Михайло на добра коня;
Он брал молотьця да позади собя.
Они ехали двоима день до вечёра,
А приехали во тот город во Галицин
145. Ко тому же ко Петру, купьцю богатому.
Выходит Петр-от на новы сени,
Он на те жа на баляса прикрасные;
Он выходит Петр-от, ниско кланеитьсе:
«Ты любимое дитетко Иванушко!
150. Ты поди-ко ко мне да хлеба кушати,
Хлеба кушати да перевару пить!»
На Михайлушку батюшко оцьми не звёл.
Злезал как Михайлушко с добра коня,
Он вскрывал баляса-ти прикрасные;
155. Ишше сам он по балясам похаживаё:
156. «Не в первый я зашёл, да в по[с]ледний к вам!»