Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны

Провал ОГАСа не стал провалом кибернетической утопии. В этом нет ничего удивительного, ведь он был лишь одним из ее продуктов – грандиозным и политически значимым, но не единственным и даже не главным. Слава Герович и Бенджамин Петерс, автор книги по истории советских компьютерных сетей “Как не построить национальную сеть” (How Not to Network a Nation), считают, что энтузиасты от кибернетики с ее помощью переживали травму сталинской эпохи – непредсказуемые репрессии и несистемное управление[33]. Информационные системы виделись ученым хрущевского поколения мерилом порядка и определенности, а компьютер – олицетворением прогресса и идеальным средством рационального управления. Вот как это формулирует Петерс: “На заполнение политического вакуума, оставшегося после смерти Сталина, претендовал необычный кандидат. Для ученых, о которых идет речь в этом исследовании, лучшей заменой Сталину был вовсе не человек, а технократическая вера в то, что компьютеризированное управление сможет избежать прошлых ошибок сильного государства”[34]. То, что управляемость была важной терапевтической идеей 1960-х и 1970-х годов, замечает и исследователь позднесоветской культуры Илья Кукулин, анализируя популярность научной фантастики и других видов “альтернативного социального проектирования”[35].

Однако советская кибернетика 1960-х была не только терапией травмы, полученной в 1930-е и 1940-е, но и реанимацией раннесоветских утопий строительства нового идеального общества. Именно поэтому она и стала самостоятельным явлением, а не просто адаптацией теории Винера.

Ближе всех к идеям Китова и Глушкова были работы Александра Богданова (Малиновского) – его труд “Тектология. Всеобщая организационная наука”, выходивший с 1912-й по 1917 год[36], а также научно-фантастический роман 1908 года “Красная звезда”[37], где подробно объясняется устройство социалистического общества будущего. Роман начинается с описания внешности марсианина Мэнни, который выглядел почти как человек. Слишком большие глаза он скрывал за темными очками, а прочие странности, например, непропорционально большая голова и редкое имя, воспринимались окружающими как часть оригинального имиджа. Русские политические эмигранты, в среду которых внедрился Мэнни, занимались организацией демонстраций и обсуждали будущее социализма, не зная, что это будущее уже построено на Марсе. Туда и отправляется главный герой, чтобы увидеть, как работает общество будущего, и передать эти знания на Землю, своим товарищам по борьбе.

Марсианский социализм – это не просто справедливая система распределения труда и благ, но и высокотехнологичные решения, например, автоматическая система учета труда и производства. Автор дает ее подробное описание: “…Техник повел нас к маленькому кубической формы строению, находившемуся между центральным и одним из угловых корпусов. Таких строений было еще три, и все они были аналогично расположены. Их черные стены были покрыты рядами блестящих белых знаков – это были просто таблицы статистики труда. Я уже владел языком марсиан настолько, что мог разбирать их. На одной, отмеченной номером первым, значилось: «Машинное производство имеет излишек в 968 757 рабочих часов ежедневно, из них 11 525 часов труда опытных специалистов»… В списке отраслей труда были и такие, как воспитание детей младшего возраста, воспитание детей среднего возраста, медицина городов, медицина сельских округов и проч…”[38] Марсианский вычислительный центр назывался Институтом подсчетов. Используя систему агентуры, институт следил за движением продуктов на складах, за производительностью и изменением числа работников на предприятиях, после чего подсчитывал разницу между количеством продукции и потребностями.

Детальное описание системы подсчета труда и производства в романе Богданова с завораживающей точностью совпадает с положениями проекта ОГАС. Впрочем, в его “пророчестве” нет ничего мистического. Скорее оно демонстрирует глубокие связи советской кибернетики с ранними социалистическими техноутопиями.

В результате конфликта с Лениным и жесткой критики с его стороны Богданова быстро забыли и его работы перестали издаваться – а уже изданные лежали в спецхранах до 1980-х годов. Его имя не упоминалось открыто до конца 1960-х, однако его тексты были известны советским кибернетикам. Важнейшим источником распространения идей Богданова был Александр Малиновский – сын Александра Богданова, биолог, член Научного совета по кибернетике при Президиуме АН СССР, хорошо знакомый с Виктором Глушковым, Игорем Полетаевым[39], Акселем Бергом, Александром Ляпуновым и другими заметными деятелями отрасли.