Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны

Физиологическая и биологическая кибернетика с самого начала были важной частью советской кибернетики. Моделирование биологических систем началось почти одновременно с проектированием компьютерных сетей и развитием кибернетической теории. Возможно, это связано с тем, что советские ученые не только развивали теорию американских математиков Шеннона и Винера, но также живо интересовались опытом британских кибернетиков. А для британской традиции математический анализ живых систем был ключевой темой, и телепатия представала таким же поводом для дискуссий, как и искусственный интеллект[85]. В компьютерный век менялись не только методы естественных наук, но и базовые определения. И в этом контексте логично, что советские послевоенные исследования телепатии, сначала организованные представителями кибернетики, в результате стали ее частью.

В 1961 году, когда происходило организационное и методологическое становление кибернетики, Андрей Колмогоров, известный работами по теории вероятности, топологии и еще десятку разделов теоретической математики, выступил в МГУ с докладом “Автоматы и жизнь”[86]. Первый тезис доклада, опубликованного позже в журнале “Техника – молодежи”, подвергал сомнению актуальность определения жизни как “особой формы существования белковых тел”, данное Энгельсом. Оно “было прогрессивно и правильно, пока мы имели дело только с конкретными формами жизни, развившимися на Земле, – писал Колмогоров. – В век космонавтики возникает реальная возможность встречи с «формами движения материи» (см. статью «Жизнь» в БСЭ), обладающими основными важными для нас свойствами живых и даже мыслящих существ, устроенными иначе”. Предлагая найти более общее и функциональное определение понятия “жизнь”, Колмогоров утверждает, что в перспективе это сможет сделать кибернетика. Более того, согласно Колмогорову, как только появится это определение, станет возможным “искусственное создание живых и мыслящих существ”.

Тезисы Колмогорова неслучайно были опубликованы редакцией журнала с подзаголовком “Материализм – это прекрасно”. Главный вопрос, который решала советская кибернетика в первые годы своего существования, – ее отношения с марксистско-ленинским материализмом. Начало этому было положено еще в 1955 году, в той самой статье Соболева, Ляпунова и Китова, которая открыла путь кибернетике в советскую науку: “До настоящего времени физиология могла только наблюдать за работой мозга. Сейчас появилась возможность экспериментировать, создавать модели пусть самых грубых, самых примитивных процессов мышления и, исследуя работу этих моделей, глубже познавать законы высшей нервной деятельности. Это означает дальнейшее развитие объективного метода изучения высшей нервной деятельности, предложенного И. П. Павловым”[87]. Такие пассажи были более чем актуальными: прошло всего 13 лет после разгрома генетики и 10 лет после так называемой “павловской” сессии Академии наук СССР, на которой советские биологи подверглись критике за отступление от материализма и несоответствие подходам к физиологии Павлова и Сеченова. В том числе за использование кибернетических методов в биологии.

Одним из первых биокибернетиков, непосредственно работавшим над проблемами телепатии, был физиолог Павел Гуляев. Он начал заниматься биологической кибернетикой в середине 1950-х, когда это еще не приветствовалось и даже было опасно. Причем его первая научно-популярная статья о биологических системах была опубликована в журнале “Наука и жизнь” на полгода раньше, чем вообще первая в СССР некритическая статья о кибернетике – Ляпунова, Китова и Соболева в журнале “Вопросы философии”[88]. В этом смысле Гуляев занимался биокибернетикой тогда, когда самой дисциплины официально еще не существовало.

В 1960 году, когда Павел Гуляев руководил лабораторией физиологической кибернетики в ЛГУ и сотрудничал с только что открывшейся лабораторией Васильева, вышла его книга “Электрические процессы коры головного мозга человека”. В последней главе он утверждал: “Факт передачи мысли на расстояние, без посредства органов чувств, в настоящее время считается доказанным и, вероятно, скоро будет практически применяться. Переносчиком телепатемы, видимо, является новое для науки физическое поле, продуцируемое мозгом”[89]. При этом Гуляев сомневался в электромагнитной природе этого поля.

Телепатические эксперименты в этой лаборатории проводились с помощью различных приборов для измерения излучений мозга. Сначала это были обычные электроэнцефалографы, а в середине 1960-х аспирант лаборатории Гуляева Владимир Заботин построил специальный прибор “ауратрон”. Он измерял уже не электромагнитное поле, а его составляющую – электрическое поле, “порождаемое биотоками мышцы, сердца и нерва”[90].