Архетип Великой матери с древности и до наших дней. Сборник исследований

«Материнство — это просто слово на твоих устах? Роды не сделали матерью еще ни одну женщину, если она не понимает нужды своего ребенка.

Десять лун и десять дней находится будущая мать в тягости, но сейчас, хотя я ощущаю голод, моя мать не спрашивает, где ее ребенок.

Люди вразумляют своих сыновей, если они их обидели. Хотя ты и видишь смерть, ужасного поглотителя, который намеревается убить меня, но это не мешает тебе.»

Рампрасад говорит: «Где ты учишься такому поведению? Если ты как твой отец, Гималаи, из камня, — тогда тебе не подходит твое имя — Матерь мира».

Страстное стремление к матери может вызвать в почитателе Кали все детское и привести с его помощью к формирующему обладанию, — возможно, что он в этом возврате к отношениям мать-ребенок или в застывании в нем находит укрывающую форму жизни, как у нас верующий в лоне Матери Церкви, и вид ее разрывающего на клочки ужаса, который является противовесом ее материнства, может непроизвольно стать примером для скрывающейся в его природе демонической стороны. И он переживает эту свою сторону по-детски невинно, неосознанно в чертогах разнообразия своей Богини, следуя ее ошеломляющему примеру, как рыба в воде.

Но истинный адепт Лунной Богини менее наивен, так как он изо всех сил осознанно борется за ее тайну, он лишь отказавшись от любых жестов материнской любви и заботы со стороны матери, почитанию которой он посвятил свою жизнь, может найти темную компенсацию отказа и тоски в меланхоличном познании, для непреклонности которого он чувствует себя готовым к смерти. Так поет Махараджа Рамкришна из Натора, современник Рампрасада, в свой последний час Кали и Шиве:

«Когда из меня уходит жизнь, Мне шепчут имя Кали на ухо. Это тело не мое, Страсти уносят его.

О, ты, Забывающий (это Шива), Дай мне мои четки, Когда я буду плыть мертвым в Ганге».

Рамкришна, преисполненный ужаса, обращается к Великому Забывающему:

«Ты не заботишься о моем благе, Не заботишься о моей судьбе».

Шива, «Милостивый», «Великий Забывающий», который не помнит о своем набожном последователе в жизни и смерти, — это истина, которая пропитывает верующего и утешает своей горечью. Шива является истинным супругом Кали: она также является «Забывающей», пьяной от самой себя как Великая Майя бесконечной игры; она беспрестанно рождает и поглощает своих детей. Она производит на свет и питает с любовью, что компенсируется равнодушием и забытьем. Ей свойственно и одно и другое.

Бог — это Великий Забывающий. Хранить все, даже записывать — «liber scriptus proferetur, in quo cunctum continetur» (в переводе «будет явлена написанная книга, в которой все содержится») — это полностью чуждо божественному. В мужские эпохи и в мужских культурах фантасмагория эпического и драматического возникает как высшее толкование бытия: жизненная гипотеза и иллюзия уникального в жизни героя и трагедия вновь и вновь переживаемого прорыва необычных образов: одаренных героев, сошедших с небес богов. Но женское сознание Индии напоминает им всем о возврате вечно одинакового: в продолжающемся на протяжении целых эонов монотонном ряду будд и во вращающемся цикле аватар.

Каждый мальчик-герой, которого рождает мать, живет в мире и покоряет его заново для себя как Единственный, но мать спокойно смотрит на его старые игры, — игры многих сыновей всех времен, которых она забыла. Вечно свежий, вечно одинаковый смысл циклично перемалывающей бытие бессобытийности жизненного потока.

Романтизированным символом этой гнетущей идиллии материнского мира является нирвана: в ней тупой натиск жизни облагородился от подавленности своей ярости до кристаллического молчания; здесь игра материнского мира, где при всем хождении по кругу ничего не происходит, преобразилась и отдыхает от самой себя.

Но тот, кто находится внутри ее кружения и остается очарованным, может в сдержанном наблюдении непримиримых противоречий материнской любви и безжалостности как единства жизни и смерти проникнуться тайной сущности Великой Майи и быть освобожденным от любви и страха перед собственной бренностью. В единстве мгновения и вневременности он познаёт мерцающую неподвижность несущегося по кругу колеса, вибрируя вместе с ним.

Кали (Передняя Индия) Музей Индии, Лондон

Дурга на демоне-быке (Махшиасурамардини) Ява, муз. Лейден

Мать-Богиня с головой вепря

Варахи в качестве шакти Вишну с головой вепря (Вараха) Брит, музей, Лондон

Белая Тара в качестве Праджня-парамита Ява, муз. Лейден

ПРИМЕЧАНИЯ

¹Vetalageschichten Nr. 4.

²Vetalageschichten Nr. 6. — версия Шивадаса «Перепутанные головы», на немецком языке в «Meisterwerke oriental. Literaturen», 9-й том, «Vetalapantschavimschati», deutsch von H. Uhle, Munchen 1024, стр. 17.

³Кена-Упанишада 3.

⁴В Деви-махатмья Маркандея-пурана Перевод в Н. Zimmer «Maya, der indische Mythos», Stuttgart 1936, стр. 480.

⁵В Деви-махатмья Маркандея-пурана Перевод в Н. Zimmer «Maya, der indische Mythos», стр. 476.