Конечно, не по риторическим причинам я в самом начале хочу признаться в том, что несколько смущен тем, что здесь и сегодня рассматриваю порученную мне сложную тему. Тему христианского культа Девы Марии в связи с культами богинь и женских образов, которые проявляются в общей картине человеческих верований. Мое смущение вызвано не только пространностью темы, но и тем, что между культом Девы Марии и культами богинь средиземноморского мира можно обнаружить сродство на уровне идей и исторические взаимосвязи, но несомненно имеются и различия, а также противоречия. Официальное учение католицизма различает латрию, то есть поклонение, отдаваемое одному Богу, дулию, то есть поклонение святым, и в особенности гипердулию, то есть поклонение Деве Марии; но особенно смущает меня факт того, что образованная публика не имеет четких представлений по этой теме. Совсем недавно я прочитал в первом томе Journal of the Warburg Institute, который переехал в Лондон, отличное эссе о «Марии в неопалимой купине», в котором тема рассматривается на примере триптиха Николы Фромана в Экс-ан-Прованс. При этом я снова был вынужден констатировать, что даже у ученых, которые вплотную занимаются историей религиозного христианского искусства, отсутствуют точные знания по настоящему христианско-католическому учению о Марии. Е. Харрис, автор эссе — а вместе с ним, как мне кажется, и девять десятых образованных людей — приравнивает догмат о непорочном зачатии Девы Марии, провозглашенный Пием IX в 1854 году, к догмату о непорочном рождении Иисуса. Но эти догматы являются очень разными. С помощью догмата непорочного зачатия церковь хотела установить непогрешимость учения о зачатии Марии в брачной связи святой Анны и святого Иоакима, которой не коснулся первородный грех — мы в своем втором докладе будем рассматривать происхождение и развитие этого догмата. А учение о вечной девственности Марии и непорочном зачатии и рождении Иисуса, естественно, касается только Иисуса, при этом девство матери не была нарушено и она оставалась девственницей на протяжении всей жизни. Речь идет о двух совершенно отдельных учениях, которые постепенно возникли в литургическом и касающемся богослужения — еще до теологического — предании христианского общества; я хотел бы показать различные ступени и поворотные точки в развитии этих учений.
Чтобы быть совершенно честным, я должен еще добавить, что главная причина моего смущения именно в начале рассуждений заключается в одном очень странном обстоятельстве. Ведь если и существует религия, которая среди всех других меньше всего допускает возможность принять культ женского образа в свою литургию, то это как раз и есть христианство. Но это еще не все. Тот образ, который в соответствии с точными словами Иисуса среди всех прочих меньше всего мог стать предметом культа, это именно образ матери Иисуса. Здесь скрывается одна из ужасных и величественных тайн, что, впрочем, часто встречается в парадоксальной истории человеческой религиозности.
В евангелии от Луки (XI, 27) рассказывается, как одна женщина на улице слушала слова Иисуса и сказала: «блаженно чрево, носившееТебя, и сосцы, Тебя питавшие»! Но Иисус возразил ей четко: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его». Апостол Павел в определенной степени вдохновился этими словами. Он выражает новость о духовном сообществе, которое образовалось божьей милостью в Святом Духе и во Христе, следующими значительными словами: «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галатам III, 28). Эти слова полностью искореняют все различия между людьми — социальные, этнические, культурные, национальные, даже половые. Как можно себе представить культовые различия в религии, которая основана на таком глубоком чувстве человеческой солидарности в присутствии духа, а также разделенный культ мужских и женских образов, который мог бы каким-нибудь образом быть восстановленным. Ведь цитата Павла указывает на то, что целительные и мистические деяния Иисуса уничтожили указанные выше различия.
Но в евангельских свидетельствах имеется особое обстоятельство, которое, так сказать, пережило стремительное развитие религиозных убеждений и легенд в первом христианском обществе; это обстоятельство должно было послужить преградой на пути образования культа Девы Марии в церкви. Это обстоятельство показано в приведенном тремя евангелистами эпизоде (Марк III, 31, 85; Матфей XII, 46;
Лука VIII, 19):