– Мы не закрываем церкви. Никто не может сказать, что в Крыму не действуют церкви! – стал возражать уполномоченный. – Да, деятельность некоторых приостановлена из-за отсутствия священника, должного ремонта, отсутствия полноты «двадцатки» (то есть членов православной общины, которой властями передавалось церковное здание в пользование. –
– Особый, не особый случай, но я давать указание о закрытии церкви не буду, – твердо заключил Лука. – И вот еще что… Если вы будете со мной разговаривать начальственным тоном, то я вообще с вами разговаривать не буду и являться к вам не буду. Я намного старше вас, в сане архиерея состою двадцать пять лет, являюсь известным ученым, лауреатом Сталинской премии и разговаривать со мной в начальственно-повышенном тоне не потерплю и требую к себе уважения!
События вокруг церкви в поселке Мичурино резко осложнили отношения уполномоченного и правящего архиерея. Отныне они встречались в лучшем случае один-два раза в год. По епархиальным делам к уполномоченному ходил секретарь епархиального управления. Отныне на все «рекомендации» уполномоченного в части деятельности религиозных общин, будь то запреты проводить обряды по домам или крестить детей без присутствия родителей, сопровождать покойника на кладбищах в селах или обязательное прохождении медосмотра лицами, выпекающими просфоры и т. д., Лука откликался разъяснениями в адрес церковных советов и духовенства, начинавшимися словами: «…согласно указания уполномоченного запрещено» – чтобы недовольство ложилось на инициатора всех этих ограничительных мер. Например, касаясь указаний о крестных ходах, он писал: «Крестные ходы вокруг храма, кроме только первого дня Пасхи, запрещены не архиереем, а уполномоченным, и это запрещение должно соблюдаться. В первый день Пасхи обхождение вокруг храма должно совершаться один раз, а не три. Общие обеды в праздники запрещаются уполномоченным под открытым небом в ограде храма и разрешаются только в закрытых помещениях. Все изложенное в настоящем послании должно быть оглашено прихожанам с амвона». Даже патриарх посчитал действия Луки неправильными, на что тот в оправдание заявил, что все это сделано по требованию уполномоченного.
К осени 1949 года симферопольский уполномоченный погасил лампады в храме города Старый Крым, а затем в селах Желябовке и Бешарани. Он вознамерился в кратчайшие сроки снять с регистрации недействующие, но официально зарегистрированные общины в селах Новожиловка, Красное. Эта поспешность вызывала протесты и жалобы архиепископа Луки, направленные патриарху Алексию и Г. Г. Карпову. Даже Совет по делам Русской православной церкви не поддержал столь стремительные темпы сокращения числа церковных обществ и рекомендовал своему крымскому уполномоченному «решать вопросы более умело и продуманно» и не создавать впечатление о новом «наступлении на церковь».
Уполномоченному Лука заявлял: «При епископе Иоасафе в Крыму было более 60 церквей, когда я прибыл в Крым, принял 58 церквей, а сейчас осталось 51, а через пару лет, видимо, останется 40 или еще меньше, так как вы, коммунисты, и ведете к тому, чтобы церкви и религиозность среди населения свести на нет, а новых церквей не разрешаете открывать, хотя население их желает иметь… Когда я был у патриарха и беседовал с ним на эту тему, последний мне говорил, что такое положение повсюду, количество церквей все уменьшается, а новых открывать не разрешают… Поэтому вас, коммунистов, и ругают везде за границей, что в СССР гонение и преследование церкви, что так оно и получается, церкви закрывают, священники арестовываются и высылаются».
Владыка Лука всеми силами стремился спасти храмы. Он переводил священников в пустующие церкви, направлял их из городов в села. Порой ему приходилось сталкиваться с недовольством «переводимых» и «направляемых». Для него, думающего категорией «церковной пользы», а не «пользы личной», это было непонятно и неприемлемо. Он пытался пастырским наставлением убедить в необходимости принимаемых решений. В послании всем священникам и диаконам Симферопольской епархии писал: «Возможно ли, чтобы военнослужащий отказался от перехода в другую воинскую часть? Смеют ли и состоящие на гражданской службе отказаться от переводов на другую службу, хотя бы эти переводы и назначения больно задевали их личные и семейные интересы? Почему же это невозможно в Церкви? Если суровая воинская дисциплина совершенно необходима в армии, то она еще более необходима Церкви, имеющей задачи еще более важные, чем задача охраны Отечества военной силой, ибо Церковь имеет задачу охраны и спасения душ человеческих».