Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Владыка писал в различные инстанции: от следователя ОГПУ до председателя СНК СССР – ответом на них было молчание. Тогда он вновь прибегает к своему последнему средству – в ноябре 1930-го – январе 1931 года объявляет одну голодовку… вторую… третью… Быстро нарастала слабость сердца. Появилась рвота кровью. На восьмой день голодовки, около полудня, он задремал и сквозь сон почувствовал, что около его постели стоят люди. Открыв глаза, увидел группу чекистов, и врачей, которые засвидетельствовали критическое состояние подследственного. Епископа прямо на кровати перенесли в кабинет тюремного врача. Здесь его ждал следователь, обратившийся к нему:

– Позвольте представиться. Вы меня не знаете – я заместитель начальника Средне-Азиатского ОГПУ. Мы очень считаемся с Вашей большой двойной популярностью – крупного хирурга и епископа. Никак не можем допустить продолжения Вашей голодовки. Даю Вам честное слово политического деятеля, что Вы будете освобождены, если прекратите голодовку.

Епископ Лука молчал.

– Что же Вы молчите? Вы не верите мне?

– Вы знаете, что я христианин, а закон Христов велит нам ни о ком не думать дурно. Хорошо, я поверю Вам, – ответил Лука.

Епископа отнесли в пустую большую больничную камеру. Дня два-три он получал продуктовые передачи от своих детей. Однако положение его не менялось. Поняв, что его обманули, он возобновил голодовку. Она продолжалась две недели, и он дошел до такого состояния, что едва мог ходить по больничному коридору, держась за стены. Пробовал читать газету, но ничего не понимал, ибо точно тяжелая пелена обволакивала мозги.

2 марта 1931 года владыка попросил пригласить к нему митрополита Арсения (Стадницкого) и юриста для составления завещания на случай смерти, которая ему казалась близкой. Ответа не последовало. Тогда он сам непослушной рукой написал завещание, распределяя свое имущество между родными и близкими. Как врач он считал, что со дня на день должен умереть от сердечной недостаточности.

Опять приехало «высокое начальство» – помощник начальника секретного отдела:

– Мы сообщили о вашей голодовке в Москву, и оттуда пришло решение вашего дела, но мы не можем объявить его вам, пока вы не прекратите голодовку.

Лука согласился прекратить голодовку. Тогда ему объявили, что, согласно постановлению Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 15 мая 1931 года, он высылается в Северный край сроком на три года. Через неделю железнодорожный состав, имевший среди вагонов и арестантский, в котором находился владыка Лука, был отправлен по маршруту Самара – Москва – Котлас.

О безосновательности вынесенного решения о ссылке Луки в Архангельскую область свидетельствует тот факт, что все остальные лица, привлекавшиеся по «делу профессора Михайловского», включая и его жену, обвинявшуюся в убийстве, были освобождены. Позднее, в 1932 году, «дело Михайловского» пересматривалось в Коллегии ОГПУ. Было признано, что И. П. Михайловский покончил жизнь самоубийством.

Укажем, что власти стремились извлечь максимально возможные антирелигиозные выгоды из «дела Михаловского». Материалы дела были представлены различным «литераторам», которые «по его мотивам» написали ряд художественных произведений, в центре которых – конфликт между ученым-материалистом и «религиозным фанатиком». Среди них роман М. В. Борисоглебского «Грань», пьеса К. А. Тренева «Опыт», драма Б. А. Лавренева «Мы будем жить!». Правда, все они особого успеха не имели и давно забыты.

По приезде в Котлас ссыльных поместили в лагерь, получивший название «Макариха», – за три версты от города, на песчаном берегу Северной Двины. Лагерь состоял из двухсот бараков, в которых целыми семьями жили «раскулаченные» крестьяне из многих русских губерний. Двускатные дощатые крыши бараков начинались прямо от песчаной земли. В них было два ряда нар и срединный проход. Во время дождей через гнилые крыши лились в бараки потоки воды.

Вскоре Луку перевели из «Макарихи» в Котлас и предложили вести прием больных в амбулатории, а несколько позже перевели как хирурга в котласскую больницу. Но ему недолго здесь пришлось оперировать. Скоро объявили о новом месте назначения – в город Архангельск, куда он добрался на пароходе. По прибытии, 25 августа 1931 года, прямо с пристани Луку доставили в горздравотдел, где ему вручили направление в 1-ю Советскую амбулаторию «для ведения ежедневного амбулаторного приема по хирургическим болезням».

Помещение, в котором ему суждено было работать, было маленьким, полутемным. Печи топили, но они дымили и тепла не давали. Не хватало ваты, бинтов, антисептиков, даже бумаги: рецепты писали на клочках, а истории болезни – на газете, фиолетовыми чернилами поперек печатного текста. В больничном коридоре всегда теснилась очередь. К хирургу записывалось по сорок-пятьдесят человек ежедневно.