Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

18 октября 1942 года: «Прогрессирует моя творческая работа. Совсем по-новому я стал теперь делать резекции коленного сустава, и моя новая техника будет немалым вкладом в хирургию. Моя операция распила пятки при остеомиелите и фронтальный распил огромной костной мозоли нижнего конца бедра приводит в восторг хирургов, испытавших эти операции. Мои лекции врачами чрезвычайно высоко ценятся. Их усердно слушают доценты и профессора… Почет мне большой: когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают».

8 ноября 1942 года: «Праздник 25-летия советской власти прошел для меня необыкновенно: четыре дня подряд меня приглашали на торжественные заседания и ужины на трех этажах госпиталя. Их устраивали шефы. Ярко выразилась любовь ко мне больных. Шефы из крайкома подарили мне пять хороших книг, только что изданных, а жена первого секретаря крайкома принесла мне на квартиру прекрасный торт. Заказали для меня валенки, достали записных книжек. На объединенном заседании МЭП, командования и отличников нашего госпиталя мне опять пришлось заседать в президиуме с коммунистами. Словом, нельзя и ожидать лучшего ко мне отношения».

Но были в хирургической жизни Войно-Ясенецкого минуты, которые тяжелым грузом ложились на его сердце и душу. Как свидетельствуют его сотрудники по госпиталю, хирург-епископ тяжело переживал смерть своих пациентов. Когда, войдя в палату, он замечал, что нет больного, которого он оперировал два дня назад, он ни о чем не спрашивал, поднимался на второй этаж и запирался в своей комнате. Его не видели потом в отделении часами. Все знали, что каждая смерть, в которой он считал себя повинным, доставляла ему глубокие страдания. В такие минуты он искал одиночества. Единственный, кому он поверял свое внутреннее состояние, был его старший сын Михаил. «Тяжело переживаю смерть больных после операции. Было три смерти в операционной, – пишет он в одном из писем, – и они меня положительно подкосили. Тебе, как теоретику, неведомы эти мучения, а я переношу их все тяжелее и тяжелее. Молился об умерших дома, храма в Красноярске нет»[122].

Невозможность служить и посещать церковные службы добавляла страдания. Последняя церковь в городе была закрыта перед самой войной. На все просьбы владыки открыть ее власти отвечали отказом.

Глава 5 Возвращаясь к церковному служению 1942–1944

Везде и повсюду, несмотря на успех пропаганды атеизма, сохранилось малое стадо Христово, сохраняется оно и поныне. Вы, вы, все вы, слушающие меня, – это малое стадо. И знайте, и верьте, что малое стадо Христово непобедимо, с ним ничего нельзя поделать, оно ничего не боится, потому что знает и всегда хранит великие слова Христовы: «Созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ее».

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Красноярская епархия

Летом 1942 года формальный срок ссылки епископа Луки закончился. Но он продолжал работать в госпиталях. Неожиданно из Московской патриархии пришло письмо управляющего делами протоиерея Николая Колчицкого. В нем сообщалось о возможности назначения владыки на кафедру и спрашивалось его мнение. В ответ Лука писал: «Конечно, неожиданно было для меня ваше письмо, ибо я никак не мог предполагать, чтобы моя персона могла вызвать такой интерес». И откликаясь на вопрос об архиерействе, писал: «Скажите, считаете ли вы реальной возможность осуществления мечты о моем будущем, о которой вы пишите? Это ведь самое горячее желание моего сердца».

Думается, что, во-первых, протоиерей Колчицкий даже не столько спрашивал, сколько сообщал о решении митрополита Сергия (Страгородского), а, во-вторых, Лука нисколько не раздумывал и сразу же дал согласие на восхождение на церковную кафедру. На это наводит книга протодиакона Василия Марущака, где на странице 67 размещена ксерокопия странички из письма Луки с текстом: «Блаженнейшему Сергию. Местоблюстителю патриаршему от любящего и преданного архиепископа Луки (выделено мной. – М. О.). 30.VI.1942 г.».

Тогда же между митрополитом Сергием и архиепископом Лукой завязалась переписка по насущным церковным вопросам. Спустя годы архиепископ вспоминал: «В 1942 г. имел я с ним (митрополитом Сергием. – М. О.) большую переписку по основным вопросам современной жизни, и его письма часто удивляли меня глубиной и верностью понимания сущности христианства, знанием Священного Писания и истории Церкви. Некоторые из них даже можно назвать небольшими богословскими трактатами. Не во всем он соглашался со мной, и часто я должен был признать его бо́льшую правоту».