Архитектор

– Странно всё получается, Горин. Мы мечтали о другом будущем. Летающие машины, роботы, искусственный интеллект, квантовые компьютеры, и чтобы дома не строились, а печатались на промышленных принтерах. Знаешь, как называли в начале двадцатого века человека будущего? Homo sapiens autocreator. Человек разумный, создающий себя. Ну, хорошо, большинство пересело на электромобили. Появились автономные военные роботы. Да, есть квантовые компьютеры. Люди улучшают тела. Я знаю человека, который вживил себе в пятки сейсмодатчики. Говорит, так он чувствует вибрации планеты. Но мы же мечтали не только об этом, правда? Нет войне, нет границам, нет загрязнению воздуха и морей, – вот лозунги нашей молодости. А ничего не поменялось. Стало ещё хуже. Мы наблюдаем, как мир скатывается к безумию и тонет в крови. Мы же все больны, Горин! Открой учебник психиатрии, на каждой странице – диагнозы нашего времени. Мы вернулись к тому, с чего начинали: диктатура, доносы, бесправие, расстрелы, целые народы объявлены врагами народа, концлагеря. Скольких ты отправил в лагеря, Горин?

Дмитрий открыл рот, чтобы ответить «ни одного невинного», но Ларина несло, он все говорил, говорил, говорил…

– Прости меня за откровенность, но я ненавижу эти флаги. А они везде, на каждом углу. Особенно по праздникам. Меня просто выворачивает от них. Вы даже мой любимый город превратили в цифровой концлагерь. Везде камеры, любой твой шаг анализируют нейросети, районы поделены на зоны, и если у тебя высокий социальный рейтинг, ты ходишь везде, если низкий, только в допустимых пределах и не дай бог сделать шаг на закрытую территорию. А неграждане, те вообще не могут покинуть гетто без разрешения. Мы мечтали о рае, а создали ад.

– Рая без ада не бывает. Тем более всё, о чем говоришь, меры временные и чрезвычайные. Война рано или поздно закончится, сопротивление будет подавлено. Тогда мы начнём строить ту жизнь, о которой мечтаешь не только ты.

Ларин рассмеялся.

– Ты в это веришь? Не думал, что настолько наивный. Или тебе мозги перепрошили?

– Я живу своим умом. В конце концов, в чём ты меня хочешь обвинить? Что я не на твоей стороне изначально? Как знать, может, мы живём ради одной цели, только методы у нас разные. Вы больше болтаете, я – делаю, главное, верю в то, что поступаю правильно.

Горин кривил душой. Не такой он и дурак, чтобы откровенничать с первым встречным. Между тем, о чём он говорил и думал, лежала непреодолимая пропасть. Внутренний голос, – его вторая половина, он считал её худшей, – подсказывал, что затеянная Лариным игра может оказаться проверкой на лояльность партии. Осторожность в словах не будет лишней.

– Приехали, – подал голос водитель.

Машина содрогнулась всеми железками, когда двигатель заглох. Горин стянул повязку, и некоторое время щурился от яркого солнца. Молчаливый водитель, коренастый азиат в кожаной лётной куртке, закурил, взобравшись на капот. Он беззастенчиво разглядывал Дмитрия без тени презрения или ненависти. Инспектор был для него вроде экспоната из другой, недостижимой жизни. Ларин гремел чем-то в багажнике, – очевидно, там ещё та помойка, – погрузившись в него по пояс. Горин огляделся. На месте, где они остановились, заканчивалась ухабистая дорога. Дальше глухой стеной стоял сосновый лес.

– Где мы? – сказал Горин.

– Здесь наше укрытие, – Ларин захлопнул багажник.

В руках он держал разломанное надвое охотничье ружьё. Азиат спрыгнул с капота, щелчком отправил окурок под колесо, смачно сплюнул и оскалился, не сводя глаз с инспектора.

– Идём на куропаток? – Дмитрий улыбнулся, запустил руки в карманы куртки, с облегчением выдохнул, нащупав рукоятку пистолета. Он беззвучно снял оружие с предохранителя.

– Джамаль, можешь ехать, – сказал Ларин.

Азиат кивнул и сел за руль. Когда машина скрылась из вида, Максим шагнул в Горину.

– Сегодня дичь покрупнее, – сказал он.

Его глаза блеснули азартом. Во взгляде Горин без труда прочёл: убивать – дело привычки.

Модель № 722

– На всякий случай, – пояснил Ларин, вскинув ружье на плечо, – повезёт, проскочим, а нет – придётся отбиваться.

– От кого?

– Увидишь.

Они нырнули в заросли.

День выдался пасмурный, ветреный. Сырой лес, погружённый в грязно-синие сумерки, неровно и глубоко шумел, подпирая льдинистое небо, проглядывавшее в редких разрывах крон. Ларин шёл бесшумной пружинящей походкой тигра, огибая буреломы и низкий кустарник. Это выдавало в нём бывалого охотника. Горина, державшегося след в след, удивила такая перемена. Из разбитного гуляки, отпрыска богатых родителей, опьянённого революционной романтикой, каким он показался Дмитрию в первую встречу, тот превратился в сосредоточенного и хладнокровного воина. От него будто веяло звериной силой. Горин не вынимал правой руки из кармана куртки. Ему было спокойней от мысли, что выстрелит первым.

– Максим, ты мастер интриги. Я только сейчас начинаю понимать, что ты не оставил мне выбора, кроме как оказаться здесь, – прервал он молчание.

– Доверие – не твой конёк, Дима. Бьюсь об заклад, у тебя нет друзей.

– Был один. Погиб. Но сейчас полно приятелей и знакомых.