Архитектор

– Послушай, я сорок с лишним лет занимаюсь психиатрией, она не самоубийца. Их я вижу сразу. Поверь моему опыту.

– О чём вы говорили?

Арбенин щёлкнул выключателем настольной лампы и тотчас всё вокруг померкло. Лицо его стало серым, безжизненным; бумаги собранные в стопки и лежавшие везде, куда ни глянь, казалось от малейшего движения плотного, почти осязаемого воздуха, превратятся в пыль; стол, занимавший большую часть кабинета, протёртые стулья в ряд, превратились в декорации на давно оставленной сцене.

– Хорошо. Она позвонила, попросила встречи. Выглядела, действительно, подавленной из-за истории с Митичевым, но самоубийство… Она хотела поговорить с тобой. Боялась, её могут обвинить в покушении. У неё была какая-то информация. Я сказал, постараюсь устроить ваш разговор.

– Откуда ей известно о нашем знакомстве?

– Это не тайна.

– Она знала о моей дочери?

– Думаю, нет. Я же настрого запретил кому-либо об этом говорить.

– Какую информацию хотела передать?

– Обмолвилась об экспериментах НОВА. Якобы за «Отражением» стоит разработка оружия. Да, вспомнил. «Они хотят вытащить это на поверхность», – так она сказала. Больше ничего.

– Что дальше?

– Я уехал. Мне сообщили, что приехали к Митичеву. Боюсь, ты заблуждаешься насчёт самоубийства… Несчастный случай, или…

– Убийство? – закончил фразу Горин.

Доктор пожал плечами.

– Что случилось с Митичевым?

– Сердце. Так бывает.

– Кто к нему приходил?

– Я не знаю этих людей. Они представились службой безопасности НОВА. Позвонили из Министерства, приказали не препятствовать.

– Что они делали у него?

– Дима, я всего лишь врач, у меня нет никакой власти. Меня не допустили в отделение. Всех выгнали. Я звонил, требовал объяснений, знаешь, что мне сказали? Вам жить надоело? Вот что!

– То есть никто не знает, что эти люди делали, а Митичев в итоге скончался. Вы не находите такое совпадение странным?

– Я стараюсь об этом не думать. Я не знаю, сколько мне сидеть здесь. Вздрагиваю от каждого звонка, от каждого стука в дверь.

– Где тело?

– Его забрали. Мне выдали приказ Министра. Вот он.

Арбенин извлёк из ящика стола лист бумаги бледно-жёлтого цвета с гербовой печатью, под текстом – размашистая подпись. Горин прочёл.

– Кремация? Что-то слишком они торопятся.

Доктор развёл руками. Из кармана извлёк пузырёк с лекарством.

– Валидол, – пояснил он, – В какое же кошмарное время мы живём! Страшно быть маленьким человеком под колёсами государственной машины. Чувствуешь, что ты никто. Пыль, с которой никто не считается. Думать одно, говорить другое, не чувствуя себя, своих желаний – невыносимо. Знаешь, люди превращаются в чудовищ, когда начинают следовать какой либо «великой доктрине».

Горин окинул взглядом кабинет. Глупо было начинать разговор здесь. Стены наверняка нашпигованы камерами и микрофонами. Но осторожничать больше не имело смысла.

– Так сейчас живут все, – Дмитрий поднялся, – Проводите меня к дочери.

Модель № 930

Когда Горин зашёл в рабочий кабинет, секретарь занесла конверт с маркировкой генеральной прокуратуры. Он долго крутил в руках канцелярский нож, не решаясь вскрыть пакет, будто чувствовал: неприятности на разговоре с Арбениным не закончились. Кто-то играл против него. Он отложил почту на край стола, прочёл сводку. Кражи, самоубийства, разбои, наркотики – это он пропустил, дело полиции – неизвестными на траулерной яхте обстрелян патрульный катер; преступники скрылись за пределами контролируемой акватории. Горин выделил сообщение жёлтым маркером. Наконец он взял конверт, извлёк бумагу. «В ходатайстве отказать». Дата. Подпись. Резолюция выведена толстым пером поверх текста его же запроса. Как плевок.

Рука сама потянулась к телефону. Нет, так просто вы от меня не избавитесь, подумал он, торопливо набирая номер. Долго не отвечали. Горин оскалился. Затем инспектору пришлось объяснять какому-то тугодуму, по какому праву он намерен побеспокоить генерального без предварительной записи. Дмитрий поднажал: «Вопрос государственной важности!» – крикнул он. Соединили.

– Горин, – полился густой властный бас, но без раздражения, – Тебе мало того, что я написал?

– Почему дело поручили мне? – Горин удивился своей наглости. Так резко с начальством никогда не разговаривал.

– А сам не понимаешь?

– Объясните.

– Потому что ты всё сделаешь правильно. У партии на тебя большие планы. Год-два и ты займёшь моё место. Что важно для партии? Преданность. А преданность – это умение исполнять приказы, не задавая вопросов. Понимаешь, о чём я?

– Да, я понимаю.

– Вот и прекрасно. Возьми выходной, расслабься. Дело закрыто. Ты блестяще отработал, впрочем, иного не ждали. Знаешь, что у меня на столе? Наградной лист. Очередная медаль ко Дню нации. Коли дырку в кителе. Всё, Горин, забудь об «Отражении», о Митичеве. Уголовное дело по халатности на того паренька из НОВА спустим на тормозах. Займись лучше контрабандистами. Вчера обстреляли патрульный катер, слышал?

– Да.

– В твоей префектуре, между прочим. Пиши подробный рапорт о закрытии материалов, я согласую. Потом два дополнительных выходных тебе. Всё. Разговор окончен.