Ее черные глаза светились сердечностью, короткие брови выгнулись дугой, придавая лицу восторженность.
— Ты ведь умница, Женечка. Добрый, нескладный и умный человек. Пойми, это все фокусы-покусы, — казалось, Чемоданова себя заводит. Смеясь, она похлопала себя по коленям, как это делают молодые мамы. — Ай, лю-ли… Женечка, мальчик маленький. Все шутки, шутки, — она вскидывала головой и чмокала губами, словно стараясь позабавить угрюмого дитятю.
Колесников безвольно улыбался. Он что-то понял в ее поведении. Пытался вставить какие-то слова, но Чемоданова продолжала дурачиться.
— И еще, Женечка, ты крепко обидишь тетю Нину, если начнешь ныть и уговаривать ее: «Тетя Нина, ну давай, в последний раз побезумствуем. Пусть это будет наш последний праздник. После него, даю слово, навсегда я уйду в тень, издали буду наблюдать твою судьбу, если позволишь?!»… Тете Нине не раз приходилось выслушивать подобную трепотню, Женечка. У тети Нины номер давно не проходит, Женечка, и не надо ее ловить по всей комнате. Тетя рассердится и выставит Женечку за порог, вместе с его папочкой. Потому как тетя не местная командировка, а вполне гордая женщина, несмотря на скромное достоинство.
Колесников смотрел на Чемоданову спокойно и тихо, убрав под табурет длинные ноги, уложив на колени папку. Его голова в игре теней, падающих от сумрачного осеннего окна, казалось, была прикрыта растрепанной рыжей кепкой. От кроткой фигуры веяло робким укором.
Чемоданова почувствовала смущение. Он пришел сюда, как приходит раненое животное к месту, где его не обидят, а она…
Она в его глазах сейчас глупа и самонадеянна. Бездарная художница, что раскрасила свой незатейливый рисунок одной краской, забыв полутона.
Глаза Чемодановой как-то пожухли, а милое лицо заострилось, потемнело. Пробормотав что-то о кипящем чайнике, она покинула комнату, а когда вернулась, увидела подле своего места папку, что принес с собой Колесников. На обложке папки был проставлен архивный шифр…
Прошло минут тридцать.
— А теперь можно вспомнить о чае. — Колесников принялся связывать разлохмаченные тесемки на папке.
Чемоданова тронула ладонью тусклый бок давно остывшего чайника.
— Я не могу прийти в себя от изумления, Женя… Выходит, ты родственник Николауса Янссона? Невероятно.
— Троюродный брат. Или что-то вроде.
Чемоданова встала и взволнованно заметалась по комнате.
— Невероятно, — повторила она. — Я слушала тебя словно в летаргическом сне, извини. Так все неожиданно… Прошу тебя, повтори.
— Повторить? — обескураженно спросил Колесников. — С какого места? Со свадьбы тетки?
— Нет, — усмехнулась Чемоданова. — Свадьбу опустим, хоть я и рада за тебя… С того места, как ты залез на антресоли. Только без реестра обнаруженного там всякого хлама.
— Хорошо. Начну с главного, с писем и фотографий.
Колесников повторил. И как обнаружил шесть писем из Швеции, последнее из которых датировано августом 1925 года. Судя по тексту, бабушка Аделаида наотрез отказывалась уезжать из России в Швецию и, кроме того, не очень добросовестно выполняла некоторые деловые просьбы своего старшего брата, Петра Алексеевича Зотова. И приводились фамилии и адреса каких-то специалистов-фармакологов.
Колесников с утра явился в архив и взялся за метрические книги. По цепочке он довольно быстро обнаружил то, что искал в документах Управления главного врачебного инспектора. В отчете за 1915 год губернского врачебного отделения он наткнулся на фамилию фармаколога Зотова, в переписке медицинской лаборатории с аптекой на Васильевском острове… Колесников не мог разобрать профессиональную сторону записей — речь шла о каких-то лекарствах, в основе которых лежали естественные белковые соединения, полученные из органов животных. Приводились результаты экспериментов, справки комиссии…
— Даже странно, почему ты сразу не вышла на этот материал? — запнулся Колесников.
— Здрасьте! С данными, что я вначале получила от Янссона, я уперлась в глухую опись Первого стола Второго отделения Медицинского департамента. Как в тупике. Это потом я получила развернутую информацию. И передала ее тебе.
— Понятно, — согласился Колесников. — Вот такие дела. Ну, все основное я выписал, — он постучал пальцами о папку. — Так что можно готовить справку.
— Нет, нет. Я сообщу Янссону. Мы договорились.
— Зачем ему это? Прошло столько лет.
— Как я поняла, швейцарцы выбросили на мировой рынок какое-то ходовое лекарство. А Янссон… Словом, вопрос касается приоритета. И, конечно, больших денег… Нам бы с тобой, а, Женька?
— Деньги портят человека, — улыбнулся Колесников. — У меня к тебе просьба, Нина… О моем родстве с Янссоном, думаю, не стоит никому говорить. Пусть будет наша маленькая тайна… Все так неожиданно… Словом, я пока не готов к этому. Да и вряд ли его обрадуют такие родственнички — я, тетка Кира… Не поймет, капиталист. Такой зоопарк.
Чемоданова пожала плечами, мол, не ее это дело, как знаете. Она думала о том, какой сюрприз подготовит Николаусу Янссону.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава первая