Архив потерянных детей

Он и дальше говорил с ними таким манером, и девочка посмотрела на свою сестру, младшую, видимо, меньше испуганную, чем она сама. Та знаком велела ей закрыть глаза, пока их провожатый продолжал распинаться, и старшая послушно зажмурилась, а младшенькая не стала. И вместо того, задрав голову, следила за полетом двух орлов в небе, и ей казалось, что орлы, совсем как два витающих над ними божества, оберегают их и, должно быть, приглядывают за ними, пока они не пристанут к твердой земле. Старшая тем временем все так же сидела зажмурившись, стараясь не слушать провожатого, стараясь не слышать вообще ничего, кроме тяжелого плеска их утлого переправочного средства о воды реки, то вздувающиеся, то опадающие. Провожатый все еще изрыгал свои угрозы, вгоняя всех их в ужас, вроде «пойдете ко дну», «с посиневшими лицами» и «на прокорм рыбкам». И все они поняли, как раз когда их медленно переправляли через реку, навеки отрезая от всего, что они знали в своих прежних жизнях, что на самом деле они движутся в никуда.

ЗДЕСЬ

Наконец-то все уснули: дети в своей комнате, мой муж – в нашей. Я выхожу на веранду бывшей бани. Я устала, но сна ни в одном глазу, и я хочу еще немного почитать. Я усаживаюсь в кресло-качалку – расползающееся переплетение прутиков и ветхий расшатанный деревянный остов, – окруженная допотопными ваннами и раковинами, достаю из сумки диктофон и красную книжицу, жму кнопку «Запись» и начитываю:

(ЭЛЕГИЯ ЧЕТВЕРТАЯ)

Достигши северного берега реки, они послушно выстроились вереницей и пошли, а их провожатый снова пересчитал их, коснувшись головы каждого кончиком своей трости, приговаривая: раз девочка, два девочка, три мальчик, четыре мальчик, пять мальчик, шесть мальчик и семь мальчик. Они углублялись в гущу джунглей, им слышались звуки множества других шагов, слышались звуки полной голосов листвы. Некоторые голоса, им было сказано, принадлежат другим таким же, как они. Голоса такие же настоящие, как их собственные, доносились со всех сторон, отскакивали от стволов деревьев, проникали сквозь чащобы. Доносились и другие голоса, но кто его знает, откуда, чьи и почему. Этих голосов они боялись. Это голоса давно или недавно истребленных, сказал им их провожатый. Они принадлежат душам, которые, должно быть, из темных бездн встают, говорил он, душам мертвых, но все еще упрямо отзывавшихся эхом в мире живых: невест, и юношей, и стариков, и нежных дев, и много было их. Те голоса принадлежали «нетерпеливым, но бессильным мертвым», говорил он. Всем им, «непохороненным, брошенным в поле широком». И хотя дети не понимали его длинных слов, под их мрачной тенью они проделали весь оставшийся путь.

Десять дён, десять солнц они шли пешком. Они выступали в путь с рассветом и шагали без остановки до полудня, в полдень останавливались наскоро перекусить, потом снова продолжали путь, шагая долгие часы подряд под длинными послеполуденными тенями, пока луна не поднималась высоко в небе или пока кто-нибудь из младших по причине своих неокрепших плоскостопых ног больше не мог сделать ни шагу. И то сказать, младшие частенько падали, а то и сами валились на землю, их маленькие ноги были еще слишком слабы, еще не готовы и непривычны к долгой ходьбе. Но даже и старшие дети, у кого свод стопы был повыше, а стопа в подъеме потолще и помускулистее, и те едва ли могли шагать твердо в послезакатный час и испытывали тихое облегчение, когда другие отставали или падали, принуждая весь строй становиться на привал.

Когда наступала полночь, все они как подкошенные валились на землю, а их провожатый приказывал им сесть в круг и разжигать костер. И только когда огонь разгорался и его языки высоко вздымались в небо, им дозволялось снять обувь. Необутые, они крепко сжимали руками горящие болью ступни, гадая, сколько еще им шагать, прежде чем они достигнут железной дороги. Кто-то сидел молча, другие беззастенчиво извывали свою боль, один отворачивался, так как его рвало от ужаса при виде собственных пропитанных кровью носков и ободранной кожи стоп. Но следующим утром, и еще следующим они с рассветом все как один поднимались и преодолевали еще часть пути.