«Ну давай! Пробуй, гнида белогвардейская! Жалко, что весь род твой до последнего колена не вычистили мы священным революционным огнем! Живучие вы, колчаковские выродки! И в Гражданскую мы вас, и потом еще раза три брались, а гляди-ка ты! – сохранились! Просочились в новую жизнь! Ну ничего! Нам и в пятый раз не лень! Под корень выведем! Следа на земле не оставим!»
Беляеву каждый день ложились на стол страшные сводки:
«Кемерово. Бессрочная забастовка шахтеров…»
«Казань. На центральной площади города голодают сторонники выхода республики из состава СССР».
А вот вести из-за рубежа:
«Бухарест. Николае Чаушеску призвал румынских ученых начать кампанию по восстановлению исторической справедливости: в течение года они должны обосновать, что все великие открытия во всех областях науки и техники принадлежат исключительно румынам».
– А вот хрен вам! – буркнул Беляев. – Не докажете! Все знают, что лампочку изобрел наш Попов, паровоз – братья Черепановы, а кино – русский Сергей Эйзенштейн!
Беляев принялся читать дальше.
Через документ, крупными буквами, наискосок стояла резолюция: «Чебрикову В.М. Сколько можно терпеть эти провокации? Ясно, что беспорядки инспирированы агентами прежнего режима. Найти зачинщиков и жестоко наказать. Е. Скорочкин».
Беляев выматерился, что случалось с ним совсем редко, и нажал кнопку селектора:
– Евгений Иванович! – Беляев едва сдержался, чтобы не послать матюки в трубку.
– Слушаю, Борис Нодарьевич!
– Вы кого дурите, Чебрикова или меня?
– Не понял…
– Все ты понял! Какие агенты? Почему водки в магазинах нет? При чем тут Чебриков? Я вчера в Елисеевский заходил. Вы что, специально людей на бунт провоцируете? На полках один маргарин. Хлеба к вечеру не бывает…
– Борис Нодарьевич! Заводы стоят, на селе полный развал, нужны экстренные меры…
– Хватит! Все! Я про меры уже целый год слышу! Съезжу в Таганрог, и все – проведем кадровый пленум. Ты первый у меня слетишь! Ты думаешь, я не знаю, что вы с Дьяковым в Москве вытворяете? Как землю в Подмосковье сотнями гектаров к рукам прибираете? Причем бесплатно! Все! Зарвались вы, ребята. Вот вы и есть главные агенты – ты, Гавриил твой, потом этот – секретарь Совета безопасности… Как его?
– Березовский…
– Да! Как вообще он им стал? Я где был?
– Вы, Борис Нодарьевич, указ о его назначении в бане подписали. Запамятовали?
– А кто мне этот указ подсунул? Не ты?
– Я, конечно! Только по вашему же указанию! Вы же с охранником своим поспорили на ящик «Блэк лейбл». Он вам: а слабо Бориску на совет двинуть? А вы ему – нет, не слабо! Так и вышло… Я вам, между прочим, другую кандидатуру предлагал – генерала Цаплю…
– Хватит! Завтра лечу в Таганрог. А вы лучше пишите заявление об уходе! Все вместе. Вся ваша гоп-компания!
Беляев с раздражением бросил трубку.
…Визит Беляева в Таганрог засекретили. Никто из руководителей Ростовской области не знал, что в самолете, приземлившемся в Ростове-на-Дону под контролем Военно-воздушных сил СССР, находится сам Беляев. От трапа рванул представительский «ЗИЛ» и несколько «Чаек», специально пригнанные за одну ночь из Москвы.
Службам ГАИ сообщили, что везут к морю важного зарубежного гостя – по некоторым сведениям, просочившимся из высоких кабинетов, это был Луис Корвалан, генеральный секретарь чилийской компартии. Показывать его было нельзя, так как он изменил внешность и теперь никто не должен был знать, как он выглядит.
Кортеж шел в сторону моря на высокой скорости. Первой шла машина сопровождения, затем – две «Волги» с чекистами, дальше – беляевский «ЗИЛ», а уж потом – все остальные.