Скорочкин вместе с министром морского транспорта ехал в «Чайке», следом за генсеком. Он пребывал в мрачном настроении и думал о том, как будет завтра утром сообщать Беляеву, что в Москве собираются одновременно внеочередной пленум ЦК КПСС и внеочередная сессия Верховного Совета СССР. Беляева сначала снимут со всех должностей, а потом есть два сценария дальнейших действий. Один – сделать его директором ликероводочного завода в ближнем Подмосковье. Второй – уголовное дело по обвинению в измене Родине в форме шпионажа в пользу Японии и намерения отдать японцам Курильские острова. Соответствующие показания свидетелей, запись разговора с резидентом японской разведки были уже готовы. Причем, что самое приятное, запись абсолютно подлинная, даже придумывать ничего не надо.
Никто Беляева за язык не тянул, когда он на приеме по случаю годовщины Парижской коммуны на вопрос японского журналиста, который, по данным КГБ, и являлся главным японским шпионом, ответил:
– Что вы к нам пристали с этими островами? Да забирайте, если уж так приспичило. Люблю буддистов…
– Мы не буддисты! – робко возразил японец.
– А внешне – вылитые буддисты, – хохотнул Беляев. – Хрущев вам два острова пообещал? Так? Вот ты и напиши: мол, Беляев согласен остальные два тоже отдать. У нас земли – до дури! Мы с буддистами из-за четырех островов ссориться не станем. Так и напиши…
Скорочкин вышел из задумчивости, почувствовав какую-то перемену в размеренном движении автомобиля. Он стрельнул глазом на спидометр и обомлел. Машина надсадно гудела двигателем на скорости около 180 километров в час.
– Что происходит? – Скорочкин оглянулся и увидел, что «Волги» с чекистами и машины ГАИ безнадежно отстали и едва виднеются на горизонте. – Где Беляев?
– Уходит! – коротко бросил водитель. – Пытаюсь у него на хвосте удержаться, но мощи не хватает. Под двести идет…
– Зачем? – растерялся Скорочкин.
– А кто же его знает, Евгений Иванович! Дурит, как всегда. Не догоним мы их. Говорил же, «мерседесы» надо было закупать. На «мерседесе» я бы его не упустил. А так – уйдет. Его уже почти не видно…
Когда вылетели на берег, яхта с Беляевым была уже далеко в море.
– Кто с ним? – раздраженно спросил Скорочкин, обращаясь к большой группе мужчин, толпившейся на берегу под пронизывающим ноябрьским ветром.
– Один! – послышалось в ответ. – Велел всем убираться вон и вышел в море.
– Поднимайте вертолеты! – крикнул Скорочкин. – Что за бред! У вас генсек в море, а вы…
– Какие вертолеты, Евгений Иванович?! Шутите? Один едва летает, да и то в такую погоду его не поднять. Потом, горючки нет…
– Катера готовьте! Что стоите? Я сам в море пойду! – Скорочкин метался по берегу, обращаясь то к одному, то к другому…
– Ну вы же сами сказали, что надо инкогнито… Был катер, но его вчера первый секретарь забрал – может, на рыбалку, может, еще для чего… Есть моторная лодка «Казанка», но на ней слабый мотор – «Ветерок». И ветер к тому же сильный, простите за каламбур. Потопнете, Евгений Иванович! Не надо бы в море…
Между тем яхта шла прямиком в открытое море. Шла ходко, креня борт, и вскоре окончательно исчезла с горизонта. Через час в воздух удалось поднять стратегический бомбардировщик Ту-22М, известный на Западе под именем «Backfire», – других готовых самолетов поблизости не оказалось. Тот со страшным ревом сделал на низкой высоте несколько кругов над морем, заставляя все живое прибиваться ко дну, но яхту не обнаружил.
Прошло несколько дней интенсивных поисков, которые не дали результата: яхта исчезла бесследно. Тогда было принято решение объявить, что генеральный секретарь ЦК КПСС Беляев Б.Н. скончался во время поездки по стране от сердечного приступа. Организовали пышные похороны – благо нести надо было не гроб, а урну с прахом для увековечения в Кремлевской стене. А что там в урне – поди разбери…
Но уже дней через десять после похорон появились странные сведения о том, что где-то на побережье, то ли в Тамани, то ли в самом Таганроге, видели странного мужика – бритого наголо и одноухого. Он называл себя старцем Феодором, утверждал, что лично знаком с графом Львом Толстым, и предрекал скорый конец свет, увязывая его с появлением на земле Антихриста, который принял облик маленького лысого мужика с крючковатым носом.
Старец всегда носил с собой рулон бумаги, испещренный цифрами и дырочками – как будто сделанными трамвайным компостером. Он то и дело заглядывал в эту цифирь, совмещал дырочки и на основании каких-то умозаключений предсказывал будущее, иногда врачевал, а если был в хорошем настроении, то рассказывал, как в прошлой жизни был царем Александром I и как тяжко было ему узнать среди взбунтовавшихся офицеров, вышедших на Сенатскую площадь, своих близких друзей и даже родственников. При этом он то и дело выкрикивал фразу, значение которой не понимал никто: «А крыют струфиан!»[31]