Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни

Другая часть моего существа хотела завыть и наброситься на нее. Взять ее. Прямо сейчас. Даже не ожидая, пока остановится автомобиль. Если бы руководствовался исключительно правилами, то не было никакого резона не поддаваться этому порыву – за исключением опасности разбить машину. Молли была уже взрослой женщиной, причем исключительно привлекательной. Я видел ее однажды обнаженной, и она была что надо. Она тоже хотела меня – даже, можно сказать, жаждала. И я доверял ей. За эти годы я научил ее многому, и кое-какие вещи были предельно интимными. Плотские отношения между учителем и учеником – не такая уж неслыханная вещь в кругах чародеев. Некоторые из них даже предпочтут подобную ситуацию, потому что в зловещем плане секс в гораздо большей степени опасен, чем развлекателен. И они считают обучение физической интимности чем-то неразрывно связанным с магией так же, как с жизнью.

И возможно, с точки зрения чистого логического разума они правы.

Но во всем этом участвует не только разум. Я знал Молли еще тогда, когда она носила бюстгальтер только для тренировок. Я тусовался с ней в ее домике на дереве, после того как она приходила из школы. Она была дочерью человека, которого я уважал больше всех на свете, и женщины, которой я меньше всего желал бы перейти дорогу. Я считаю, что люди, облеченные властью и влиянием, особенно в роли наставника и учителя, несут на себе огромную ответственность за то, чтобы обеспечить баланс своего влияния на менее опытных индивидов.

Но главное, почему я не мог этого сделать, так это потому, что Молли запала на меня еще лет с четырнадцати. Она была влюблена в меня или, по крайней мере, так думала – у меня же ответного чувства не возникло. Было бы непорядочно вот так взять и разорвать ей сердце. Я никогда, никогда не простил бы себе, если бы причинил ей боль.

– Это нормально, – она почти шептала. – Правда, нормально.

Где взять нужные слова? Я потянулся к ней, прикоснулся к ее ладони и нежно пожал. Спустя некоторое время я сказал:

– Молли, я не думаю, что это когда-либо произойдет. Но если это и случится, то в первый раз, черт возьми, все будет совсем не так. Ты заслуживаешь лучшего. И я тоже.

Я снова положил обе руки на руль и продолжал вести машину. Мне нужно было кое-кого подобрать, прежде чем я объясню Красной Шапке, как я вижу проблему кризиса со взятием заложников.

Мы прибыли в дом Карпентеров около пяти, и я припарковал «мунстермобиль» на улице. Это был единственный вызывающе яркий объект на пять миль во всех направлениях, и он вписывался в жилой район примерно так же естественно, как гусь в стаю рыб фугу. Я выключил двигатель и прислушался, как он пощелкивает, остывая. На дом я не смотрел.

Я вышел из машины, захлопнул дверцу и облокотился на «мунстермобиль», по-прежнему не глядя на дом. Мне это было не нужно. Я достаточно часто его видел: роскошный особняк в колониальном стиле, с ухоженным ландшафтом, красивым зеленым газоном и белым штакетным забором.

Кузнечик выбралась из машины, обошла ее и встала рядом со мной.

– Папа на работе. Сэндкроулера[43] нет на месте, – заметила Молли, кивнув на подъездную дорожку, где ее мать всегда ставила семейный минивэн. – По-моему, мама собиралась днем везти Джавасов[44] на угощение перед Хеллоуином в ботанический сад. Так что малышей не будет дома.

Таким способом Молли хотела сказать, что мне не придется сталкиваться со своей дочерью лицом к лицу прямо сейчас и можно перестать трусить.

– Иди за ним, – сказал я. – Я подожду здесь.

– Нет проблем, – согласилась она.

Молли подошла к входной двери и постучала. Примерно через две секунды после этого что-то огромное врезалось в дверь с другой стороны. Тяжелая дверь подпрыгнула в раме. От удара пыль с крыши посыпалась на крыльцо. Молли попятилась. Секундой позже раздался второй удар и еще один, а потом звук когтей, яростно скребущих дверь. И снова серия ударов.

Я быстро пересек улицу и встал рядом с Молли на газоне, лицом к входной двери.

Дверь дернулась, потом стала неуверенно открываться, словно ее толкал некто неуклюжий, чьи руки были чем-то заняты. Затем наружные створки входной двери распахнулись, и что-то серое, лохматое и огромное вылетело на крыльцо. Одним прыжком оно миновало крыльцо, перелетело через забор и ударило меня в грудь, как стенобитное орудие.

Мой пес Мыш тибетской храмовой породы – псина с мощной сверхъестественной родословной, хотя он мог бы сойти за исключительно большого тибетского мастифа. Мыш бросается на демонов и монстров не моргнув глазом, а весит он две с половиной сотни фунтов. Он сбил меня с ног с такой же легкостью, как шар для боулинга заваливает первую кеглю. И хоть он весь из себя суперпес, но ведь все равно пес. Как только я упал, он оперся о передние лапы, поместив их по обе стороны моей головы, и начал осыпать меня слюнявыми собачьими поцелуями в лицо, шею, подбородок, одновременно издавая радостные звуки.

– Ык! – завопил я, как всегда. – Мои губы коснулись собачьих! Дайте мне жидкость для полоскания рта! Принесите йоду!