Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни

Я приложил большой палец к его затылку, использовал силу Зимней мантии и вогнал гвоздь через кольчугу, не рассчитанную на такое тонкое оружие, на два дюйма в мышцу под лопаткой Хвата.

Хват издал крик шока и боли и замахнулся на меня мечом, но из-за того, что холодная сталь пронзила его кожу, а доступ к Летней мантии был прерван, ему оставалось полагаться только на собственные рефлексы, силу и мастерство. Он не тренировал их до того, как стал Летним Рыцарем, и не обучался в жестокой школе предательских ударов, через которую провела меня Мэб. Взмах меча получился медленным и неуклюжим, и я ударил его дважды: один раз по запястью, с хрустом сломав его, отчего меч отлетел в сторону, второй раз – в челюсть, не так сильно, уложив Хвата на землю бесчувственной кучей.

– Рыцарь бьет Рыцаря![50] – крикнул я в туманный ночной воздух. – Шах.

Схватка Королев с Духоприютом происходила бесшумно, но сейчас воздух словно застыл. Я не мог видеть их, но знал, что Лилия повернулась немного в сторону от Духа, ко мне, разорвав связь с одним из двух сидхе, поддерживавших ее. Духоприют, со своей стороны, развернулся, глядя прямо на Мэйв. Я чувствовал, как части его тела, разлетавшиеся прочь, теперь движутся в обратном направлении, снова собираясь в единую массу.

– Хват? – позвала Летняя Леди слегка озадаченным голосом. Потом в этом голосе появился внезапный холодный страх. – Хват!

– Что ты делаешь? – рявкнула Мэйв. – Тупая корова! Я не могу в одиночку победить охранника!

Лилия проигнорировала ее. Я чувствовал движение ее руки, почти отсутствующий жест.

И когда внезапный ветер разметал туман, Хват и я появились на вершине холма с такой же легкостью, с какой мать ловит печенье, упавшее с подносика столика младенца.

Вот ведь хрень.

Я знал, что Леди могущественны, но не осознавал, что это означает в практическом плане. Заставить огромный объем воздуха двигаться с такой точностью, внезапностью и силой – это сложно, и чтобы сделать это, нужно приложить серьезную энергию. Я мог бы это совершить, но для меня это стало бы серьезным усилием, и мне понадобилось бы хорошенько посидеть с холодным пивом после подобного подвига. А сделай я это два или три раза подряд, я устал бы настолько, что и кружки с пивом не поднял бы.

Лилия сделала это, практически щелкнув пальчиками.

И тут появился я, стоящий в чем мать родила над неподвижным телом Хвата. Я все еще находился под прикрытием завесы, но она была уже настолько дырявая, что прятаться под ней от кого-то вроде сидхе не имело смысла. Мне вообще уже не стоило держаться за нее, но какой-то иррациональный инстинкт заставлял меня концентрировать ее и удерживать небольшим энергетическим полем вокруг моих бедер.

– Он жив, Лилия, – сказал я торопливо. – Нам надо поговорить.

Кожа вокруг ее глаз побелела.

– Что? – требовательно и яростно спросила она. – Что ты мне сказал?

Ох… В дни моей худшей дипломатии я не получал такой реакции, когда ответил:

– Лилия, успокойся. Хват жив. Но ты все еще на той стороне, и я не думаю, что тебе рассказали всю правду. Давай поговорим, прежде чем произойдет что-нибудь, о чем все пожалеют.

– Как ты смеешь? – взревела она. Ее ярость стала раскаленной. Буквально. Языки пламени срывались с ее ладоней и обвивали предплечья. – Как ты смеешь?!

Я поднял пустые ладони перед собой. Я был уверен, что выглядел смущенным.

– Адские погремушки, Лилия, что за чертовщина? Я не собираюсь здесь сражаться!

Лилия завопила, и Летнее пламя охватило ее, заставив придворных отскочить в сторону.

Золотое, зеленое и звездно-серебряное пламя плясало вокруг нее, завораживая – и разрастаясь. Внезапно я увидел ту же ярость, которую видел в глазах Титании, но то были тлеющие угольки, оставшиеся после того, как годы траура и скорби прошли. Сила, бушующая в Лилии, проистекала из той же страсти – но она была свежей, раскаленной добела и вряд ли могла быстро остыть.

Тогда я понял, что происходит. Мэйв протянула руку ко мне, и ее пальцы задвигались в веселом танце. Она бросила на меня мимолетный взгляд, полный ядовитого веселья. Я потянулся в воздух и почувствовал это там – изящные маленькие чары, достаточно простые, чтобы Мэйв могла сотворить их между делом, и достаточно сложные, чтобы остаться не замеченным кем угодно, кто специально не ищет их, включая сидхе. Говорил-то я, но до Лилии долетали не мои слова. Мэйв выбирала слова вместо меня.

Я не знаю, что она сказала, но она выбрала именно те слова, которые заставили ее Летнюю коллегу обезуметь от ярости. Мягкая, сочувственная натура Лилии была использована против нее. Мэйв запустила свои простые маленькие чары с идеальным расчетом времени: когда относительно неопытная Лилия этого не ожидала. И была полна беспокойства о судьбе павшего Хвата. С тяжелым чувством я осознал, что страстная юная Леди Лета – не Титания. У нее имелся тот же жар, но отсутствовали сдержанность, равновесие и, черт возьми, не было ни шанса, что она сможет думать, рассуждать здраво, сдерживать свою ярость.