Впереди, вскинув автоматы к плечу, шли головорезы Марконе. Двигались они странными на вид шагами, позволявшими держать корпус в неподвижности даже на такой обманчивой местности, и беспрестанно вели огонь по скоплению врагов. Броня фоморов оказалась бессильна перед выстрелами из оружия военного образца, да еще с такой ничтожной дистанции, и вскоре отряд приспешников титанши превратился в подобие старой доброй римской «черепахи» с поднятыми и сомкнутыми в сплошную стену щитами, сделанными из более прочного материала.
Этне снова взобралась на курган и снова подняла копье.
Старик что-то выкрикнул, и в титаншу лезвием гильотины врезался клин примитивной кинетической энергии, отчего бронзовую фигуру осыпало огненным каскадом, а поперек груди у Этне появилась тусклая подкопченная вмятина продолговатой формы – но броня выдержала. Удар самого опасного чародея Белого Совета титанша проигнорировала, будто в него были вложены не фундаментальные силы Вселенной, а подушечные пух и перья, после чего сосредоточила гнев на непокоренном бароне Чикаго.
Этне повернулась к нему и издала вопль первобытной ярости, а в ответ ее войска затянули унылый напев и двинулись в нашу сторону под прикрытием сомкнутых щитов. Головорезы Марконе осветили фонарями высокую и прямую фигуру Этне, но допустили одну ошибку: им не следовало приходить с автоматами на эпичную схватку мифологического масштаба. Да, они нанесли некоторый урон обычным войскам, но для титанши остались лишь кучкой надоедливых комаров, только и просящих, чтобы их прихлопнули.
– Гарри! – крикнул Баттерс, прерывисто дыша, и я понял, что ему становится не по себе. – Что дальше, чувак?
– Ну… это… – промямлил я, не раз бывавший в схватках мифологического масштаба, но в настолько эпичной – никогда.
Архив взмахнула рукой, земля содрогнулась, и в ней разверзлась расщелина, поглотившая вражескую пехоту и тела наших павших союзников, и титанша едва не отправилась следом за ними. Она покачнулась, и в этом чуть запоздалом движении я углядел легкий налет усталости, ясно демонстрирующий, какой невероятный объем энергии она потратила в этом бою.
Даже самые серьезные оппоненты не сбили ее с ног. Но ослабили и замедлили.
Вот он, наш шанс.
– Взять ее! – выкрикнул я.
По другую сторону кургана Марконе скомандовал своим людям что-то менее истеричное, чем мой выкрик, но, как видно, имевшее тот же смысл. Его отряд напористо двинулся вперед, и возглавлял его сам барон Чикаго, вынимая пистолеты и выпуская по одной пуле зараз, то с одной руки, то с другой, и эти пули с одинаковой легкостью прошивали щиты, броню и вражескую плоть.
Баттерс и Саня бросились вперед по обе стороны от меня. При этом Саня хохотал как чокнутый. Баттерс прокричал что-то вроде боевого клича кожистой черепахи, но за спиной он оставил долгую просеку во вражеских рядах, и наши добровольцы, даром что измученные и перепуганные, с ответными возгласами ринулись следом за нами.
Прежде меня удивляло, что люди вот так запросто бросаются в самое пекло. Наверное, все дело в обстановке. Среди такого смятения, боли и страха рациональное мышление дает сбой. Поле боя трудно назвать рациональным местом. Когда повсюду смерть, атака может показаться вполне приемлемым вариантом, и люди не способны подолгу терпеть страх, тревогу и напряжение. Сидеть смирно, изнывая под таким грузом? Нет, это не в нашей природе. Лучше пойти и разобраться с теми, кто чинит неприятности. Так уж мы устроены.
Мы созданы не для того, чтобы сидеть сложа руки. Наше предназначение – действовать.
Когда давление становится непомерным, в любом из нас пробуждается воля к битве. Даже когда вокруг сущий ад. Вернее сказать, особенно когда вокруг сущий ад. Рано или поздно наступит тот миг, когда человек, не в силах дрожать от ужаса ни секундой дольше, встанет и пойдет наводить порядок.
Думаю, в тот момент всеобщее напряжение достигло критической точки.
И пришла пора его снять – так или иначе.
Поэтому я устремился вперед и почувствовал, что остальные следуют за мной, а путь нам озаряло непримиримое и непреклонное сияние мечей.
Иногда в подобные моменты время замедляется. За пару секунд я изучил ситуацию вдоль и поперек, прекрасно разглядел все стыки и сочленения мастерски сработанной вражеской брони, все разлетавшиеся по сторонам и буквально висевшие в воздухе грязные брызги, мертвые глаза и изувеченные тела, что двигались как живые, когда на них наступали, создавая тем самым иллюзию анимации. В ноздри мне бил запах земли, крови и внутренностей, отчетливый и яркий, будто аромат поставленной на стол свежей дымящейся пиццы.
А затем мы налетели на врага, и не стало ничего, кроме криков, мерцающих клинков, попыток удержать равновесие и наполнить легкие достаточным количеством воздуха. Музыка закончилась. Остались редкие щелчки, столь же редкие команды, тяжелое хриплое дыхание и возгласы боли, лязг клинков, проклятия, оступавшиеся бойцы, падавшие в грязь тела и видимость на расстоянии нескольких футов.
Абсолютный хаос.
Но у нас были Рыцари Меча, а у врага их не было.