Этот человек дважды сталкивался с монстрами – ясное дело, оба раза при скверных обстоятельствах – и ничем не отличался от большинства свидетелей сверхъестественных происшествий. Он попросту не мог принять увиденное и терял над собой контроль. Возможно, таков был его персональный недостаток. Или Рудольф отличался врожденной неспособностью посмотреть в глаза чудовищной реальности. Так или иначе, относиться к нему с симпатией было непросто. Особенно в такие времена.
– Да, я, – ответил Брэдли.
– Черт тебя дери! – взвизгнул Рудольф.
– Это я… сэр, – сказал Брэдли голосом, полным безграничного терпения.
– Живо сюда! В укрытие!
– Надо уходить, пока имеется такая возможность, – объяснил Брэдли. – Забирайте детей. Нам пора.
– Ты спятил? – осведомился Рудольф. – Там самая натуральная война!
Я сунул голову в коридор и крикнул:
– Если будете сидеть на месте, Рудольф, эта война вот-вот войдет к вам в комнату!
– Дрезден?!
– Да, это Дрезден, болван, – ответил я мрачнейшим чародейским тоном, – и времени на эвакуацию у нас в обрез. Слышите, вы, олух? Так что пошевеливайтесь!
– Это все твоих рук дело! – визгливо крикнул Рудольф. – И ты опять врешь!
На лице у Брэдли появилось своеобразное выражение. Я затруднялся понять, что оно означало, хотя такую фотографию, наверное, можно было бы подписать фразой «Как я мог быть настолько слепым?».
Он посмотрел на меня, поднял палец и вошел в комнату.
Что-то глухо стукнуло, затем громко лязгнуло.
На лестнице снова появился Брэдли: на плече он нес бесчувственного Рудольфа, в подплечной кобуре у него виднелся пистолет напарника. В другой руке могучий коп держал девочку лет двух, не больше.
За ним вышла седовласая женщина, одетая так, как одеваются милые бабушки. Она прижимала к груди младенца, а за собой вела небольшую вереницу детей постарше. Все держались за руки.
Брэдли вывел их вниз и на улицу. Баттерс тут же подскочил, чтобы забрать младенца, и старушка отдала его с благодарным кивком и признательной улыбкой.
Не дожидаясь моего приказа, волки незамедлительно окружили малышей. И принялись вилять хвостами, весело переступать с лапы на лапу и вести себя примерно как взрослые, когда те сюсюкаются с детьми и щиплют их за щечки, – разве что в волчьем эквиваленте. Детвора мигом пришла в восторг от миленьких песиков. В то время как миленькие песики старались расположиться так, чтобы их мохнатые тела закрыли детей от наиболее кошмарных следов побоища.
Они чувствовали то же, что и я. Что на такое никому не надо смотреть. А те, кто уже насмотрелся… При случае мы старательно оберегаем невинные души от этих незримых ран.
Я догнал Брэдли, без видимых усилий несшего собственный вес и еще две ноши.
– Эти волки – отличные ребята. Пойдут с вами, помогут вывести детей. Два квартала на юг, в Миллениум-парк. Возле павильона дежурят добровольцы. Скажете, что чародей прислал вас к Сане. Он русский, здоровенный чернокожий парень. Передайте, что я велел обеспечить вам сопровождение.
– Юг, павильон, Саня, я от чародея, вывести детей, – подтвердил Брэдли и оглядел волков. – Они за нас?
– Ага, – сказал я.
Он глотнул воздуха, стиснул зубы и кивнул:
– Ясно.
– Вот и молодец, – похвалил я. – Неплохо держитесь.
– Нет, – сказал Брэдли, не сбиваясь с шага. – Это не так.
– Значит, у вас весьма продуктивная истерика, – заметил я. – Продолжайте истерить.
Пару секунд Брэдли смотрел на меня, а затем усмехнулся – надтреснуто, словно кашлянул, но это был настоящий смех. Пошевелил толстым широким плечом, устраивая Рудольфа поудобнее – тот протестующе застонал, но внимать ему мы не стали, – и пошел себе дальше.
– Баттерс, – сказал я, замедляя ход, чтобы оказаться рядом с маленьким Рыцарем.
– Это же дети, Гарри. – Он показал мне рукоятку Фиделаккиуса, которую держал в свободной от младенца руке. – Я не дам их в обиду.
Я сжал его плечо.
И земля дрогнула.
Мы изумленно переглянулись, и я сказал:
– Уводи их, быстро!
– Гарри! – крикнула из-за спины Мёрфи.
Земля дрогнула снова.
Брэдли запнулся и упал. При этом сгруппировался так, чтобы защитить своим телом девочку, и это, боюсь, означало, что Рудольф принял удар на себя. Бедняга. Кобуру Брэдли не застегнул, и выпавший пистолет зацокал по бетону.
Я развернулся, пошире расставив ноги для равновесия, и две кометы пронеслись ко мне по спасительной спирали с расстояния в полквартала, в то время как треклятый йотун, которого я уже видел, избитый, окровавленный и разъяренный, пытался достать их топором.
– Милорд! – возвестил Тук-Тук. – Я вступил в бой с врагом!
Топор едва не рассек генерал-майора напополам, но в последнее мгновение в Тука врезалась вторая комета по имени Лакуна, и оба отлетели в сторону, а оружие прошло мимо.
– Не зевай, дурак! – заорала Лакуна.
Йотун заметил нас и сменил стойку. По-серферски расставив ноги, он вонзил топор в дорожное покрытие и потянул его за собой, словно какой-то чудовищный плуг, с оглушительным грохотом вспарывая и бетон, и асфальтовое покрытие, чтобы замедлить могучую инерцию…
…И развернуться в нашу сторону.
Земля дрожала от одного его присутствия, и ничего хорошего это не предвещало.