Читаем Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида полностью

Эта книга показывает, что оставшиеся в Турции армяне за первые три десятилетия существования Турецкой Республики прикладывали много усилий, чтобы отделить себя от общин выживших армян в других местах. Территориальные претензии, требования возвращения, даже тот факт, что выжившие в других странах создавали политические организации, – всё это использовалось кемалистским режимом, чтобы представить общины вне Турции в самом черном цвете. Инициированное армянской общиной в Стамбуле отдаление от остальные общин тоже является частью этого процесса. Акчам и Курт приводят, например, ряд высказываний турецких общественных лидеров и сообщений из официальных государственных источников, опубликованных довольно рано – сразу после подписания Лозаннского договора, – которые с особой неприязнью говорят об армянах, приехавших из-за границы и пытающихся вернуть свое имущество[116]. Эта антиармянская позиция в разных формах постоянно встречается в 1930-е и 1940-е гг. В третьей и четвертой главах я описываю антиармянские настроения, которые не стихают ни на государственном, ни на общественном уровне и проявляются в самых разных ситуациях. Армяне, которые получили гражданство других стран и, следовательно, могли позволить себе потребовать компенсацию от Турции, постоянно описываются как изверги и демоны. На армян внутри Турции осуществляются атаки. Люди отчуждаются сами от себя, настолько, что – хотя у большинства армянских семей в Стамбуле были родственники в других общинах – слово «диаспора» произносится с оговорками или как что-то, мягко говоря, негативное[117]. В целом я выделяю в период после 1923 г. два параллельных процесса. Первый – это непрекращающийся исход армян из провинций, что указывает на продолжительный процесс формирования диаспоры в самом широком смысле. Второй – это уничтожение институтов и общественной жизни в провинциях, где закрываются школы, хоры, дома сирот, монастыри и т. д., и размывание правовых структур, которые определяли сообщество. Таким образом, создается очень непрочная диаспоральная общность, сосредоточенная исключительно в Стамбуле.

Небольшая цитата из Хагопа Мынцури (Hagop Mmtzuri, 1886–1978) помогает понять, почему армяне не могли назвать Стамбул «домом» или «родиной». Мынцури приехал в Стамбул в 1914 г. из своей родной деревни Армдан (Armdan), чтобы вырезать миндалины, и остался там, потому что пропустил отправление обратного парохода. Потом разразилась Первая мировая война, и с началом призыва Мынцури попал в армию. Он уже не вернулся в родную деревню. В 1915 г., когда начались депортации, он отправил своей семье не одну телеграмму, но в ответ получил только сообщение о том, что они были «депортированы в неизвестное место». Мынцури так больше ничего и не узнал о своей жене, родителях и четверых детях. Остаток жизни он прожил в Стамбуле, выпустил сотни статей и хроник, а также семь книг. В книге «Стамбульские мемуары, 1897–1940» (Istanbul Anilari), в разделе «Я» (Ben) Мынцури пишет: «Что делать мне в этом городе? <…> Меня прибило сюда жизнью. Если бы всё шло, как я хотел, я бы никогда не уехал от наших горных лугов, от журчащих рек. Я заложник, я обречен окончить свою жизнь здесь [в Стамбуле], в плену»[118].

Глава 1

Социальные условия армян, оставшихся в Стамбуле и в провинциях

Исторический фон

В рамках текущих дебатов о разрывах и преемственностях в переходе от Османской империи к Турецкой Республике в XIX веке стал доступен новый исторический материал благодаря недавно завершенному исследованию по Османской империи. Я начну эту главу с обзора исторического фона – предпосылок, структур и практик, имевших, по моему мнению, решающее значение в этот период. Например, из конфискации собственности и из законодательных процессов в заключительный период Османской империи, а также из механизмов, которые оправдывали постгеноцидные процессы, – одна из важнейших областей исследования – следует после 1923 г. тот самый экономический порядок[119]. Чем сильнее структуры и практики переходного периода отражаются в растущем объеме исследований, тем лучше мы можем понять характер разрывов и преемственностей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное