Похороны состоялись через три дня. Луна стояла рядом со мной, невидимая, даже не пытаясь больше меня утешить. Моя луна мало-помалу покрывалась кратерами. Все было слишком поздно и окончательно. Ничего никогда нельзя будет исправить. Я простилась с последней лаской пыли, и мои сухие глаза в последний раз впились в два гроба. Гробик Амбры был такой маленький… Только ангел мог в нем поместиться. Не закрывайте его совсем, ей будет страшно одной в темноте. Амбра, я слышу твое дыхание в глубине моего сна, когда мои веки забывают, что видели глаза. Я чувствую, как набухает твое сердечко в трепете моих ночей. Во мне течет ручеек памяти. Я жажду твоего смеха и твоих пронзительно голубых глаз. И твой мелодичный голос омывает берег моей души. Я поручаю ее тебе, Жиль. Позаботься о ней, прошу тебя. Я хочу, чтобы она жила на облаке рядом с вашим. Позаботьтесь о ее благости, чтобы ничто не ранило ее там, в небесах. Раскрасьте ее сны в голубой цвет, омойте ее лавандой и оставьте гореть все звезды, ведь она боится темноты. Расскажите ей сказку про разноцветную бабочку, возьмите ее на руки и скажите, что я тоже скоро приду. Утешьте Жоржа, ведь ему придется теперь жить без меня. Он пытался меня спасти, но не смог.
Саламе, приехавшие на похороны, пытались меня поддержать, несмотря на собственное горе. Они смотрели, как я брожу по квартире с каменным лицом, механически делая повседневные дела. Однажды утром Муна заставила меня сесть.
– Луиза, прошу тебя, поедемте с нами в Египет, ты и Луна. Вы не можете оставаться здесь одни.
– Луиза, ты слышишь меня?
Саламе были заботливы, так заботливы, что я вздохнула с облегчением, когда они уехали в Египет и я смогла наконец предаться отчаянию. Я даже не пыталась противиться, это был напрасный труд. Высокая волна унесла меня на другой край моря. Я плыла по воле волн, наталкиваясь на все рифы, попадавшиеся на моем пути. Какая-то струна со звоном лопнула в моей душе, и я осталась одна, безнадежно одна перед опустошенной бесконечностью. Иногда я открывала глаза и видела у своей кровати Луну.
Я отворачивалась, предпочитая смотреть в стену, чем видеть перед собой живую Луну.
Саламе оставили мне денег. Было на что жить, но я поняла, что должна чем-то заняться, если не хочу сойти с ума. Для начала я стала принимать заказы на швейные работы. Целыми днями шила, вышивала, штопала. Я жаждала все чинить, как будто смысл жизни заключался в рваных тканях, проходивших через мои руки. Я избегала общения, чтобы не читать в чужих глазах поразившее меня проклятье. Всем занималась Луна. Она готовила, убирала, ходила за покупками, и все это помимо учебы. Я не видела, что она отдаляется от меня с каждым днем. Я делала все машинально и просила все больше работы, потому что спала меньше, чем когда-либо. Я везде оставляла свет включенным. Ночные страхи накатили с новой силой. Однажды меня так напугал один из тех жутких кошмаров, не дававших мне покоя по ночам, когда я была слишком измучена, чтобы бодрствовать, что я дотащилась до комнаты Луны. Я села на пол у ее кровати. Мне нужен был кто-то рядом, все равно кто. Ее ровное дыхание мало-помалу успокоило меня. Я постаралась скрыться, пока она не проснулась, наверно, в очередной раз упустив дарованный нам шанс обрести друг друга. У нее никогда не было матери, теперь она унаследовала выжженную землю, и этот тяжелый климат заставлял ее покидать дом как можно чаще, оставляя меня в одиночестве, как я оставляла ее.