Аромат изгнания

Луиза,

Как видишь, я тоже не мать. Всего лишь кусочек луны, упавший на землю не в том месте, не в то время. Я исколесила мир, чтобы забыть свое детство, чтобы забыть тебя. Я произвела на свет этого ребенка, но я тоже не люблю его и ни на что не гожусь. У нее нет имени: я не могу никак ее назвать. Я не хочу, чтобы она стала, как я, одиноким ребенком, вынужденным разговаривать со стеной своей комнаты, чтобы общаться хоть с кем-нибудь. Я поручаю ее тебе, Луиза. Ты мне не мать, я тебе не дочь, но, может быть, ты сумеешь раз в жизни проявить человечность и разорвать наконец генетическую цепь несчастий. Стань матерью, которой ты никогда не была, даже Амбре, она ведь была просто другой тобой, куклой, которую ты отчаянно пыталась защитить от самой жизни. Может быть, однажды ты расскажешь ей свою историю, эту историю, которой я так и не узнала, но должна была ежедневно выносить ее стигматы. Я дарю тебе это дитя ниоткуда. Ей четыре года, и, возможно, у нее еще есть шанс спастись от нас всех.

Луна

Я смотрела на девчушку, сжимавшую в руке куклу. Она подняла на меня большие голубые глаза. Мое сердце подпрыгнуло в груди. Казалось, небо вопрошает меня: ну, Луиза, что ты теперь будешь делать?

Я протянула ей руку.

– Здравствуй, меня зовут Луиза.

Она молчала.

– Идем, я покажу тебе твою комнату.

Я повела ее в комнату Амбры. Она приложила обе ладони к голубым стенам.

– Это мы где? – спросила она.

– Это дом Амбры.

– Это маленькая девочка?

– Да.

– А где она спит?

– На облачке.

Она показала пальчиком на облачко с веточками лаванды, нарисованное на стене.

– На этом?

Я кивнула. Она подошла и погладила его.

– Где она?

Я показала в окно на небо.

– Она там.

Девочка огляделась. Я прижала руку к сердцу.

– И здесь.

Этого объяснения ей как будто хватило. Я положила на кровать чемоданчик, в котором уместилась вся ее жизнь. Она помогла мне разложить свои одежки в шкафу Амбры. Я решила назвать ее Эстреллой, мне казалось естественным, что луна родила звезду. Маленькую звездочку, свет которой готов был погаснуть.

Ты мой вопрос, ты, чей мир сегодня лишен неба. Я должна раздуть твои угли, чтобы твое сердце воспламенилось.

Это была тихая девочка, пожиравшая жизнь большими голубыми глазами. Она привыкла к одиночеству, и мне пришлось изобретать тысячу уловок, чтобы достучаться до нее. Было в ней что-то дикое, унаследованное от Луны, что-то яростное и пылкое. Ожог в ее истории – от которого, впрочем, не осталось никаких следов – делал ее вспыльчивой и постоянно настороженной. Вечерами, когда она лежала в кроватке Амбры, я чувствовала странный покой. Я читала ей сказку про разноцветную бабочку, которая со времен Мараша и ночей Марии, а потом и Амбриных, все так же хорошо успокаивала. Я дарила ей лавандовые поцелуи, воскрешая в памяти мои. Она засыпала, держа меня за руку, и я смотрела на нее, очарованная ее прелестью.

Луна не оставила мне адреса, и я продолжала пускать по воде лодочки со словами.

Луна,

Как благодарить тебя за подарок, который ты мне сделала, поручив мне этого ребенка? Знаешь, я, кажется, становлюсь матерью, и это благодаря тебе. Твоя дочь – звездочка. Может быть, ты видишь, как она светит в небе ночами. Мы всегда смотрим на луну и думаем о тебе. Если бы я могла, я бы тысячу раз написала «прости» на бледном светиле…

Когда Эстрелла научилась читать и писать, я показала ей, как делать лодочки со словами. Она садилась за парту Амбры и писала маме своим детским неуклюжим почерком.

«Здраствуй мамачка, я палажу слава в лодачку и ты их прачтеш…»

Мы вместе пускали их в большие волны и смотрели, как они уплывают.