Аромат изгнания

– Нона не хотела, чтобы ты знала, что она сделала, она боялась, что ты затаишь обиду и разлюбишь ее.

– Нона, Элен, ты… Вы все мне лгали.

– Были ошибки, согласен, но они совершены из любви. Это не потому, что от тебя хотели что-то скрыть. Ты можешь во многом упрекнуть Нону, только не в том, что она недостаточно любила тебя.

– Если бы она меня действительно любила, то сказала бы мне правду.

– Какую правду?

– Правду о моей матери. Она выдавала себя за любящую мать, а сама была неспособна любить даже собственную дочь.

Талин вжалась в спинку дивана и уткнулась головой в колени.

– Поэтому ты сказал мне, что Нона была чудесной, но я должна видеть в ней человека?

– Именно. Человеком она и была.

– Но почему Луиза солгала об этом в своем рассказе?

– Луиза выдала желаемое за действительное. Она чувствовала себя виноватой, что так и не сумела полюбить Нону, и осознала последствия, увы, слишком поздно. Ей хотелось, чтобы Нона привезла к ней свою дочь, так она надеялась исправить свои ошибки. Вот она и вообразила это в последней тетради.

Талин вздохнула. Нона была для нее образцом, она выстроила себя с оглядкой на нее. Она всегда ею восхищалась. Нона и она, против всего остального мира.

– Я уже не знаю, куда иду и куда это меня приведет…

– Ты идешь в единственно верном направлении.

Талин посмотрела на него вопросительно.

– Ты идешь к самой себе. Нона совсем не хотела ранить тебя, наоборот. У нее, правда, не хватило духу рассказать тебе все это, но, завещав эти тетради, она дарит тебе забытую память.

– Это тяжело для меня.

Теодор не удивился.

– Конечно! Мы говорим о геноциде, в котором погибло больше миллиона человек, о его последствиях для целых поколений и для тебя лично. Как может быть иначе?

– Наверно, у меня недостаточно сил. То, что произошло с Луизой и с другими… Все эти ужасы, а теперь еще Нона… Благодаря ей в этом мире можно было жить. Теперь, когда я узнала о ней правду, он снова невыносим.

– Нона не заслуживала твоего обожествления при жизни, не заслуживает и твоего осуждения теперь. Она была неоднозначна, как все мы. Наверно, надо самому пережить опыт любви, чтобы научиться любить. Нона никогда не была любима Луизой и, в свою очередь, не смогла полюбить дочь. Зато она любила тебя. Я знаю, что всего это не искупает, но это значит, что любовь возможна. Наверно, поэтому в мире можно жить, ты не находишь?

– Может быть… – пробормотала Талин.

Теодор встал, открыл ящик секретера и протянул ей бежевый крафтовый конверт.

– Нона просила меня передать тебе это.

– Что это?

– Открой.

Талин повиновалась. Внутри было деревянное сердечко, которое вырезал и подарил Луизе Жиль до трагедии. Молодая женщина сжала его в ладони, словно хотела выжать сок своей памяти. Оно было с Луизой всю ее жизнь. Подаренное Жилем в Хагиаре в счастливые дни, оно висело у нее на шее, когда палачи выплескивали на нее свою ненависть… Талин держала в руке талисман, заряженный историей. Как будто Нона и Луиза доверили ей бьющееся сердце жизни, которую надо защитить, выкормить, передать дальше. Незнакомая доселе жизненная сила захлестнула ее. Впервые в жизни Талин подумала, что хочет жить. И ей больше не нужно для этого ничье разрешение. Она освободилась от родительского авторитета, за который всегда держалась, от своих иллюзий и комплекса вины. Настало время ей писать свою собственную историю. Она вдруг осознала, что находится в конце цепочки женщин, которые не смогли стать матерями. Впервые в жизни она подумала об Элен без грусти. Сейчас она видела в ней не свою мать, но нелюбимую и отвергнутую дочь. В сердце шевельнулась даже нежность к ней. В последней тетради Луиза вообразила то, что хотела бы совершить. Восстановить оборванную связь с Ноной, залечить их раны, связать узы родства, примирить поколения. Талин поняла, что должна отдать дань этой памяти. Что ужас, пережитый Луизой, продолжается в иных формах и ее долг сегодня положить этому конец.