– То есть нам надо найти какое-нибудь освещение?
– Да, или сидеть в темноте.
От этой мысли меня пробрала дрожь. Сразу вспомнилась Келли, лежавшая там во мраке.
– Сомневаюсь, смогу ли я.
Ее лицо смягчилось. Она положила ладонь мне на плечо.
– Мы знаем, в каких переделках ты побывал. Все слышали рассказы. Если кто нас и вытащит, так только Счастливчик Джонни Шульц, – улыбнулась Рили. – Может, тебе стоит спросить себя, что бы сделал на твоем месте Счастливчик Джонни?
Действительно, что? Если прошлый опыт что-то значит, Счастливчик Джонни так или иначе выпутается. Выкарабкается из переделки, чтобы потом приписать случайную удачу своему легендарному везению. Но сказать это вслух я не мог. Не здесь и не сейчас. Сейчас кто-то должен был выйти вперед и решиться отдать приказ: двигаться и держаться вместе, командой.
Мальчишкой я был неуклюжим, робким, неотесанным. Я рос в городке возле захудалого речного порта. Там редкий день не было тумана, сквозь который адской желтизной просвечивали портовые фонари. А если не туман, так дождь и соленый ветер с мутной серой дельты, холодный и жесткий, как ржавая колючая проволока.
Рэкхемский Причал был глухой дырой, попадали туда чаще всего мимоходом, направляясь в другие места. Задерживались и оставались заблудшие и отчаявшиеся, кому было все равно. Одни искали себе беды, другие от нее прятались.
Я рос в одной из рыбачьих хижин, стоявших на берегу. В прилив свет из окна нашей большой комнаты падал на мутную речную воду. В дождь огни домов за рекой расплывались, размазывались. Я всегда сидел у окна, дожидаясь отца, высматривал в темноте огоньки его лодки под щелчки и шорохи рации, связывавшей катерок с землей.
Но однажды отец не вернулся.
Это случилось в ту ночь, когда взорвался «Трудяга». Низкое небо раскалывали молнии. Рокотал гром. Волны накатывали на береговые дамбы, разбивались, доставая брызгами до шлакоблочной стены дома. В минуты затишья я слышал туманные сирены над руслом.
Мать встала со мной у окна.
– Тебе пора спать, – нерешительно сказала она.
Я протер запотевшее стекло. Видел, что она не гонит меня, что я ей нужен рядом.
– Еще немножко, – попросил я, глядя на передвижение фонариков у кромки воды.
Там на илистой мели лежала старая ржавая грузовая баржа «Трудяга», и местные подростки собирались возле нее на сходки. Прятались в трюме, чтобы спокойно выпить и покурить.
Внезапно раздался взрыв. На барже полыхнул протекавший топливный бак. Грохот гулко прокатился по всей улице, и оконное стекло у нас задрожало.
Распахивались двери, люди выскакивали наружу, натягивая пальто поверх пижам. Мать тоже вышла.
С пожаром боролись почти всю ночь. Огонь отрезал ребят в трюме. Проливной дождь и опаляющий жар мешали работе спасателей. А в это время в море тонул мой отец. Буря залила его лодчонку. Люди, столпившиеся вокруг пылающего «Трудяги», не слышали его отчаянных призывов. Слышал только я, сидя у включенной рации, бессильно припав к окну, окаменев от ужаса.
В пятнадцать лет я сбежал от оставшейся с той ночи боли. Запер за собой прошлое, чтобы оно меня не догнало, и устроился на грузовик, таскавшийся от планеты к планете. Я впервые испробовал на вкус высшие измерения. Обзавелся татуировками. Лишился девственности в чулане зачуханной кафешки на холодной планете, названия которой, кажется, и не знал никогда.
В одном из миров я застрял из-за затянувшегося на целый год урагана. В другом – три дня блуждал отшельником в полярном буране. Страшные испытания, но их не сравнить было с ночью, когда взорвался «Трудяга», поэтому я рисковал все смелее и смелее. Вел себя глупо и неосторожно, но всякий раз оставался жив, за что и прослыл счастливчиком.
А на самом деле я все это время бежал. И не остановился, пока не купил «Душу Люси».
Я потер ладони. Самое время было оправдать на деле репутацию отважного искателя приключений.
Поднявшись на ноги, я откашлялся и позвал:
– Эй, Люси.
Девочка улыбнулась мне, просияв потрясающе голубыми глазищами:
– Да, дорогуша?
– Говоришь, у тебя есть связь с «Неуемным зудом»? А нельзя ли попросить его включить здесь свет?
Она улыбнулась еще шире:
– Ну конечно!
Ее личико застыло от напряжения, и пол вздрогнул. За стеной послышался гул механизмов и проводов. А потом осветились панели на потолке. Я сощурился, прикрыл глаза ладонью. После целого дня среди шарящих в темноте лучей фонариков не сразу удалось привыкнуть к желтоватому свету, залившему коридор.
Мы моргали друг на друга; наши чумазые, измученные лица озарились улыбками. До спасения было еще далеко, но у нас появилось временное убежище и свет, и все вдруг показалось не таким уж безнадежным.
– Отлично, – произнес я. – Всем проверить, полный ли заряд в оружии. Боеприпасов у нас не так много, так что распределяем с умом. А ты, Генри, выбери минутку глянуть, что у нас с едой. Проведи инвентаризацию, чтобы знать, сколько у нас осталось.
Я покосился на Эддисон, и она подняла вверх большой палец, но потом снова стала серьезной.
Ухватив за рукав, она притянула меня к себе, чтобы тихо сказать: