Артем

Это была наибольшая из неудач, постигших Артема после побега из ссылки. Лечиться дома, в своей каморке, было не на что, а в больницу лечь нельзя. Нет паспорта, и без денег болеть совсем плохо. Не было в Харбине докторов, которые бы лечили бесплатно, не было аптеки, где бы можно было без денег получить лекарство.

Пришел какой-то врач, осмотрел больного и решительно заявил:

— Либо ложитесь немедленно в больницу, либо я сейчас же сообщу властям, что в таком-то доме находится больной брюшным тифом.

Это была бы для Артема катастрофа, но беда не грянула. Не успел доктор осуществить свою угрозу, из далеких краев пришла от друзей телеграмма, а вслед за нею и сто рублей. Доктор больше не угрожал, а лечил на совесть. Ему помог своим могучим организмом сам Артем, в болезни произошел перелом, дело пошло на выздоровление. Едва упала температура, как Артем перестал возиться с диетой. А когда почувствовал, что никакая пища ему не вредит, решил с первым же поездом убираться из Харбина. Опасность была в том, что изнуренного после болезни, скверно выглядевшего Артема могли задержать как подозрительного по чуме.

Харбин славился тем, что здесь никогда не переводились заболевания холерой и чумой.

В одном из писем в Харьков Артем коротко рассказал о мерах, которые принимались в Харбине для подавления чумной эпидемии.

«Чума тарабаганная: этим летом сурки больны чумой. От них заболели охотники-бедняки, которые ели тарабаганье мясо. Болеют китайцы и санитары. Меры принимаются решительные. Заболеет один — всех не выпускают. Бегут — стреляют, а как не бежать, когда держат в заперти 10 дней, а есть никогда не дают? Были случаи голодной смерти. Грозят, что если в Фугдя-Дони (китайская часть Харбина) убежит хоть один китаец, весь город оцепят войска и никого не впустят и не выпустят. Вот будет история!»

Артем жил ведь в китайской части Харбина. Ему и уезжать было опасно, могли высадить из поезда как чумного больного, такой у него неважный был вид после болезни. Рановато он счел себя здоровым.

ЧАСТЬ V ГОДЫ СТРАНСТВИИ

Прощай, родина, до лучших времен!

Взвесив все обстоятельства, Артем рискнул покинуть Харбин. До границы недалеко — всего лишь восемь часов езды.

Поезд уносит Артема на юг. В вагоне он один русский среди китайцев. Вот и граница. Места здесь патриархальные: никто не спросил у беглеца паспорта, а минута ведь была решающей. Здесь кончалась власть царского правительства, дальше — территория, подвластная японскому императору. И граница уже позади.

Поезд мчался по чужой земле. Артем, сидя на скамье вагона четвертого класса, мысленно переживал все события своей недолгой, но бурной жизни. Ведь ему и сейчас, на исходе. 1910 года, исполнилось всего лишь 27 лет, а сколько всего осталось позади?..

Артем очнулся от своих дум: напротив сидели японские солдаты и с явным любопытством поглядывали в его сторону. Видимо, в забытьи Артем что-то говорил вслух — нехороший это признак. Подпольщики не имеют права ни наяву, ни во сне распускать язык. Сдают, что ли, нервы?

Один из японских солдат, маленький, в больших очках, волосы, аккуратно подстриженные бобриком, редкие желтые зубы, приветливо улыбаясь Артему, спросил, коверкая русские слова:

— Твоя русский солдат, убежал от боже царя храни батюшка?

Артем громко рассмеялся. Раз спрашивают, не солдат ли он беглый, значит ничего спросонок не наговорил. Отрицательно качая головой, Артем ответил:

— Нет, моя не солдат, моя рабочий — едет искать хорошую работу…

Солдаты недоверчиво слушают Артема. Русских дезертиров они видели много, а русских рабочих впервые. Но ледок первых слов быстро тает, и завязывается непринужденная беседа о том, как и где живет простой народ. Разговаривать с самыми разными людьми на земле — на это Артем мастер. Надолго запомнили японские солдаты свою встречу в вагоне поезда Харбин — Дайрен с крепко скроенным, широколицым русским рабочим, который знал про все на свете.

Через Желтое море в Японию

В Дайрене Артем задерживаться не предполагал. Каковы были его дальнейшие планы, отличались ли они какой-либо определенностью или нет? Об этом легко судить по отрывку письма из Дайрена. (Письмо это написано 15 ноября 1910 года, адресат — Е. Ф. Мечникова.)

«Сейчас я в Дайрене (Дальний). Жду парохода в Нагасаки (Япония). Пароход завтра. Как буду выбираться отсюда, не знаю. Думаю в Нагасаки поступить на какой-либо пароход кочегаром или чем придется и поеду куда придется: в Америку, в Австралию или в Европу. Я чувствую себя здоровым… Погода отвратительная. Идет снег и сразу тает. У меня калош нет, так и выходить неохота… Вот пока все, что могу сказать о себе… Ваш Федя».