После Курской дуги нам дали пополнение и вооружили 100-мм орудием. Это было хорошее орудие. У немцев на «Тигре» было установлено орудие с прямым выстрелом 1900 метров. Прямой выстрел – это когда снаряд летит строго в горизонтальном положении, не изгибает траекторию, и попадает точно в цель. 76-мм пушка имела прямой выстрел всего на 600 метров, а потом, когда нам дали 100-мм, у нас прямой выстрел был уже 2100 метров, – лучше чем у немцев.
После Курской дуги мы наступали на Киев. Севернее Киева деревня Лютеш, и там моя батарея и батальон пехоты получили задание форсировать Днепр и занять плацдарм для того, чтобы потом развивать его и освободить Киев. Ночью 23 сентября мы на самодельных плотах, а пехота на рыбацких лодках, начали форсировать Днепр под огнем противника. Минометные снаряды, гром бомбежек!.. У нас было 4 орудия (это была пушечная батарея), но один плот вместе с орудием был потоплен. Была потоплена и часть пехоты. Но мы достигли берега, в рукопашных боях совместно с пехотой заняли небольшой плацдарм и в течение суток отбили 11 атак. Кругом буквально горела земля под ногами! Конечно, мы несли большие потери. Мы были самой первой дивизией, которая начала переправляться через Днепр. Сейчас в этом месте, где мы переправлялись, стоит большой гранитный камень, на котором написано: «23 сентября 1943 года в этом месте переправлялась 240-я дивизия, которая создала плацдарм для освобождения Киева». Потом наша дивизия стала Днепровско-Киевской.
Через сутки к нам переправилось подкрепление, потом плацдарм расширили. Для того, чтобы готовить наступление на Киев, приехал маршал Жуков. Ему рассказали о моей батарее, он приехал на батарею и поздравил меня, пожал руку: «Молодец, считай, что ты уже Герой». Четырем из моей батареи, в том числе мне, было присвоено звание Герой Советского Союза.
Кроме Вас, кому еще в батарее дали звание Героя?
Наводчику Ткаченко, командиру орудия Кремлеву, командиру взвода Дудину. Тогда же меня назначили командиром артиллерийского дивизиона. Под моим командованием было три батареи, ко мне приезжали заместителями офицеры с Академии, – а у меня из образования только полковая школа младших командиров! Уже когда после Киева мы вели бои, немцы сняли с Африканского фронта 16-ю танковую дивизию и бросили в контрнаступление. Я уже был командиром дивизиона, со мной ординарец с планшетом. Там был такой маленький кирпичный сарайчик, мы туда зашли вместе, сели друг против друга, я развернул планшет, – и вдруг прямое попадание снаряда из танка в пролет окна. Его насмерть убило, а меня только контузило. Передали: «Убит командир дивизиона и его ординарец». Считали, что надо на мое место кого-то назначать, – и вдруг я оказываюсь живой. Меня вытащили оттуда, – но я, правда, был побитый, несколько дней не мог воевать. За всю войну я был ранен 5 раз: правда, ранения были не тяжелые. И несколько раз я был контужен. В госпиталь я отказывался ехать, – побываю в своей санчасти, и продолжаю воевать.
После боев за Киев, куда пошла дивизия?
На Жмеренку и дальше на Румынию.
Днестр форсировали?
Нет, форсировали реку Прут на границе с Молдавией. Это небольшая река, и мы легко это сделали. Дальше мы наступали. 38-я армия Воронежского фронта вошла в состав 1-го Украинского фронта, а потом мы перешли в состав 40-й армии 2-го Украинского фронта, и в ней я воевал уже до конца войны.
Управление дивизионом, две пушечные батареи, одна гаубичная, – это сложно?
У меня был штаб дивизиона. Что и как – планирую я, а штаб уже командует: кому где встать и так далее.
Кто был командиром вашего полка?
Они менялись несколько раз. Один был ранен, второй контужен, и его заменили. Последний, с которым я воевал до конца, был Кузенко. Он в Киеве жил после войны, мы встречались на День Победы.
Приходилось Вам гаубичную батарею на прямую наводку ставить?
Приходилось. В Карпатах уже в начале 1945 года пехоты у нас уже было мало, – надо наступать, а немцы в Карпатах себя активно вели. Было время, когда нас разделяло метров 50 всего, – и огневые точки мешали наступлению. Мы наступаем, и вдруг ущелье такое, а кругом лес. Здесь командование дивизии, и мы сюда заехали. А там кругом немецкие пулеметы, минометы, голову нельзя поднять! И вот я во главе дивизиона подъезжаю, мы развернули гаубицы и начали бить. После этого нам аж аплодировали! Командиром дивизии был генерал-майор Терентий Уманский, и он мне говорит: «Ну молодец, блудный сын!» Так он меня называл.
За что он Вас называл «блудным сыном»?