Артист

На соседней кровати посапывала Лиза, ребята, по словам дежурной с первого этажа, вернулись из похода поздно вечером. Когда Сергей зашёл в номер, девочка уже крепко спала. Свежий воздух, масса новых впечатлений, ей отдых явно шёл на пользу, чего нельзя было сказать о самом Травине – за пять полных дней, проведённых на курорте, он разве что два раза осмотрел окрестности, да ещё сходил на джазовый концерт.

Клуб Карла Маркса располагался на склоне Горячей горы, рядом с бывшим Офицерским домом, в котором теперь находилась физиотерапевтическая лечебница. Курортники, расслабленные после процедур, делали несколько шагов и попадали в просторные залы клуба, с рестораном, бильярдной и сценической площадкой. Театральный джаз до главных подмостков не допустили, группа из семи музыкантов играла в танцевальном зале у входа в ресторан. Вход для любителей музыки и танцев стоил сорок копеек, для посетителей ресторанного зала – бесплатно, один музыкант сидел за ударной установкой, рядом стоял низенький мужчина средних лет с контрабасом, поодаль – длинный и тощий с тромбоном, два саксофониста и трубач. Все они были в светлых пиджаках, мужчина лет тридцати в тёмном костюме перебирал пальцами по клавишам рояля. Начала группа выступление с композиции «Riverboat Shuffle», или, как объявил её клавишник, исполняющий роль конферансье, «Танцующий пароход».

– Лазарь Утёсов, который у рояля, из Ленинградского Театра Сатиры, – Кольцова, затащившая его на представление, сидела на подоконнике с бокалом вина и раскачивала туфелькой в такт музыке, – очень талантливый. Тётя его ненавидит, значит, действительно хороший музыкант. Он и в кино снимался, а теперь решил свою джаз-банду сколотить, вот сейчас репетируют. А трубач – Яша Скоморовский, он у них главный.

– Так мы за репетицию рубль почти заплатили? – уточнил Травин, для него имя «Утёсов» ассоциировалось с несколько другими песнями.

– Не будь букой, ребята только начинают, надо же им где-то тренироваться. И вообще, я о них статью пишу для журнала, шесть фотографий и две колонки текста. Гонорар, между прочим, двадцать четыре рубля.

Выступление поначалу показалось Травину скучноватым, но потом он втянулся. Утёсов лихо барабанил по клавишам, потом вскакивал, пел песни на русском и ломаном английском, между музыкальными номерами шутил, с одесским говорком рассказывал анекдоты и весёлые истории. К середине представления ресторанная публика частью переместилась в фойе, а для остальных стеклянные двери раскрыли пошире. Особенно веселил всех тромбонист, который после лирических мелодий падал на одно колено, протягивая зрителям свой инструмент. Песенные номера перемежались танцевальными, оркестр играл шимми и чарльстон, отдыхающие лихо отплясывали, особенно старались дамы. Среди танцующих была Малиновская, та веселилась вовсю с каким-то модно одетым кавалером. Травин перевёл взгляд на зал ресторана, там за столом сидели Муромский, оператор Савельев и помощник Свирского по имени Гриша. Один стул был свободным.

– Пойду, поздороваться надо, – сказал он Кольцовой, когда музыка на время стихла.

– Ага, – сказала та, пытаясь отдышаться, – а я ещё потанцую. Ты мне пока вина возьми.

Сергей кивнул, подошёл к киношникам.

– Привет, – сказал он, пожимая руки и усаживаясь на стул. – Что слышно?

На столе стояли графин с водкой, тарелка с тонкими ломтиками копчёной колбасы, каперсы, мочёные грузди и вазочка с чёрной икрой, Муромский резал свиную отбивную, Савельев ковырялся в рыбе с кусочками лимона.

– Я тебя искал, – тут же соврал Гриша, – съёмки в понедельник в двенадцать на вокзале, Свирский сказал, чтобы все были как штык.

– И я тоже?

– Конечно, будем снимать сцену вашего отъезда. Капиталист Риттер бежит, спотыкается и понимает, что уже никогда не увидит свою дорогую супружницу, а потом стреляется из пистолета. И его голова разлетается на тысячи кусочков.

– Так ведь такого в сценарии не было? – удивился Травин.

Гриша и оператор рассмеялись, а Муромский, который этого Риттера играл, поморщился и икнул. Всех троих уже слегка развезло от выпивки.

– Арнольд, сволочь, башкой сильно ударился, – сказал артист, – решил, так сказать, усилить впечатление. Целую сцену написал, где я на колени перед Варькой падаю и рыдаю. А у меня, между прочим, брюки не казённые по каменной мостовой елозить.

– И белогвардейцы там будут? – уточнил Сергей.

– Нет, но ты только ему эту идею не подавай, а то он и вправду после сегодняшнего утра слегка не в себе, – сказал Гриша, отсмеявшись. – Я его с трудом отговорил финал не переделывать, он уже готов был заново сцену снимать, мол, не может пролетарий Трофимов просто так на завод вернуться, должен организовать какую-нибудь коммуну беспризорников. А где я ему сейчас беспризорников приличных найду? Это ведь каждому по рублю если заплатить, никаких денег не хватит. Кстати, ты нашего Парасюка не видел?

– Кого?